Военная литература

      Я знал, что во Владикавказе находится мой земляк — тем- рючанин Григорий Осипенко. Хотя он и не был большевиком, но к Советской власти относился с полным сочувствием.

      — Понимаешь, Николай,— взволнованно говорил Григорий,— здесь я встретил Степана Марченко и Михаила Губ- ского, которые учились вместе с тобой в реальном училище. Теперь они деникинские офицеры. Им известно, что ты стал большевиком. Они мне заявили, что если повстречаются с тобой, то тут же пристрелят. Оставаться тебе здесь опасно.

      Ну что ж, к опасностям мы были привычными...
      Я спросил, не знает ли Осипенко кого-либо из местных коммунистов. Он назвал Николая Алейникова, работавшего в пошивочно-ремонтных мастерских военного интендантства.
      Через два дня на квартире у Осипенко я встретился с Алейниковым. Алейников подробно рассказал о положении в городе, а вскоре познакомил меня с одним из членов партийной группы — Христофором Ивановичем Грибенником, местным рабочим. Последний произвел на меня хорошее впечатление. По всему было видно, что он обладает выдержкой, хладнокровием и осмотрительностью, то есть качествами, столь необходимыми для болыпевика-подполыцика, ведущего борьбу в тылу врага.
      Христофор Иванович ввел меня в курс работы во Владикавказе, занятом белогвардейцами. Оказалось, что подпольная работа велась отдельными группами и ячейками. Я договорился с ним, а затем и с другими коммунистами, с которыми удалось побеседовать, что необходимо создать городской партийный центр. Вскоре был образован Владикавказский городской подпольный комитет РКП(б), в который вошли Грибенник, Чернявский, Алейников и другие. Тут же я выдал членам комитета удостоверения, написанные чернильным карандашом на белой бязевой ткани. Под удостоверениями стояли подписи председателя Северо-Кавказского комитета РКП(б) В. Ф. Черного и моя как секретаря. С этого дня вся подпольная работа большевиков во Владикавказе объединялась и направлялась из одного центра — городского подпольного партийного комитета.
      Я привез с собой во Владикавказ листовки и воззвания Северо-Кавказского партийного комитета, инструкции по организации коммунистических ячеек, нелегальную литературу. Но самым драгоценным подарком для владикавказских подпольщиков оказались вырезки из газет с письмом июльского Пленума ЦК партии «Все на борьбу с Деникиным!», написанным Лениным, и другими ленинскими выступлениями и статьями.
36
По ним была развернута политическая агитация в депо и Главных железнодорожных мастерских, среди рабочих завода «Алагир», трамвайного парка, электростанции, в Курской и Осетинской слободках, где проживала беднота, в воинских частях.
      Узнал я, что в Длинной долине в Ингушетии действуют красные партизаны под командованием Хизыра Орцханова. Существовал еще один отряд — владикавказский, которым руководили Павел Огурцов и Петр Перепелицин. Мы установили с партизанами связь, стали направлять им людей, оказывать материальную и всякую другую помощь. Вскоре связались с осетинскими партизанами, с отрядами Н. Ф. Гикало.
      Следует сказать, что, когда белогвардейцы заняли Владикавказ и всю территорию Северной Осетии, здесь широко развернулось партизанское движение. Им руководил Кавказский краевой комитет большевиков, находившийся в Тифлисе. Товарищи рассказывали мне, что С. М. Киров, будучи членом реввоенсовета 11-й армии, поддерживал связь между ЦК партии и подпольными партийными организациями на Тереке.
      Спустя некоторое время во Владикавказ приехал Черный, а затем Сергеев. Мы решили, что необходимо установить связи с Кавказским крайкомом партии в Тифлисе. Туда мы послали Георгия Сергеева, снабдив его документами для поездки, разумеется, нашего изготовления. После ряда задержек в пути Сергеев в начале декабря 1919 года прибыл в Батум. Там на явке, полученной от Черного, он встретился с представителями Батумского комитета большевиков К. Тавберидзе, Е. Смирновой и Л. Емельяновой. У них он попросил дать явку в Тифлисе. Но батумские товарищи решили, что лучше будет, если вместе с Сергеевым поедет в Тифлис Емельянова и лично представит его работникам Кавказского краевого партийного комитета.
      В Тифлисе у Сергеева состоялись беседы с представителем Кавказского крайкома РКП(б) Георгием Стуруа. Они договорились об установлении более оперативной двусторонней связи и о печатании в Закавказье листовок для Кубани, Черноморья и Терека. Сергеев сообщил явки нашего комитета в ряде городов Северного Кавказа, в том числе во Владикавказе.
      Мы придавали большое значение укреплению связей с Кавказским крайкомом партии. Поездка Сергеева сыграла в этом свою положительную роль.
37

Перед концом

      Наступила весна 1920 года. Красная Армия приблизилась к Кубани. Под ее напором белогвардейцы стали откатываться все дальше и дальше на юг.
     ; В начале марта мы получили радостную весть, что осетинские партизаны при поддержке всех трудящихся края очистили от белых многие районы Северной Осетии и власть на освобожденной территории перешла в руки ревкома.
      Владикавказ наводнили белое офицерство и буржуазия, которые, чувствуя конец деникинского режима, проводили дни и ночи в пьяных оргиях и диких расправах над мирным населением. Во владикавказскую тюрьму были брошены многие активные участники большевистского подполья. Среди арестованных оказались большевики Г. Сергеев, X. Фриев, Д. Васин, К. Войтенко, А. Фролков, С. Горовой, Лунев, Найденко, Беликов и другие.
      Мы отлично понимали, что белогвардейцы в последние дни своего господства способны на самые кровавые злодеяния. Поэтому Владикавказский подпольный комитет и я как представитель Северо-Кавказского комитета, готовясь к освобождению города от белогвардейской нечисти, поставили перед коммунистами и всеми подпольщиками ряд важных и неотложных задач. Нужно было взять под охрану жизнь и имущество трудящихся, предприятия и железнодорожный узел; вооружить рабочих и создать из них дружины; не допустить бесчинств, грабежей и насилия как со стороны белогвардейских офицеров, так и уголовных элементов; как молено скорее освободить из тюрьмы всех политзаключенных, которых, как нам стало известно, белогвардейцы намеревались в момент ухода из города расстрелять.
      Предвидя расправу над арестованными, подпольная организация большевиков вошла в контакт с надзирателями тюрьмы и склонила их заранее выпустить всех политзаключенных, пообещав, что Советская власть зачтет им это доброе дело. Для обеспечения намеченной операции подпольщики достали и необходимую «липу»—распоряжение коменданта города об освобождении из тюрьмы заключенных по списку, составленному подпольщиками.
      Таким путем подпольная организация 18 марта вырвала из тюрьмы всех политзаключенных. Когда на следующий день группа белых офицеров явилась в тюрьму для несения караульной службы, то обнаружила, что камеры политических заключенных пусты.
38
      Потеряв возможность расправиться с политзаключенными, белогвардейцы выпустили из тюрьмы уголовников, заявив им: «Мы покидаем город. Можете грабить в городе кого угодно. Власти в городе нет».
      Действительно, в ночь с 21 на 22 марта воинские части деникинцев в панике начали отступать из Владикавказа. Надо было пресечь действия уголовников. Подпольная большевистская организация, опираясь на отряды вооруженных рабочих, приступила к наведению революционного порядка.
      После освобождения политических заключенных на квартире П. Е. Войтенко (Артиллерийская улица, 139) мы провели несколько совещаний. На одном из них 21 марта был создан повстанческий ревком. В его состав вошли: Н. Пшеничный — председатель, Б. Чернявский, X. Фриев, Д. Васин — члены. Позже состав ревкома был расширен.
      Было принято также решешхе о взятии ревкомом власти во Владргкавказе и его окрестностях не позже 23 марта. Для проведения этого решения члены ревкома и его уполномоченные Сергеев, Пшеничный, Камышанская, братья Кирилл, Леонтий и Архип Войтенко, Грибенник, Фриев, Васин, Шейченко и другие отправились на предприятия, в слободки, воинские части. Агитационной, организаторской и военной работой были охвачены железнодорожные мастерские, трамвайное депо, Алагир- ский завод, Курская, Владимирская, Молоканская и Осетинская слободки... Спешно вооружались рабочие дружины, создавались вооруженные отряды трудящихся. В то же время X. Грибенник и Н. Кравченко при содействии железнодорожников и подпольщиков из уланского полка пригнали на территорию Алагирского завода вагон с винтовками и патронами и вооружили рабочую дружину завода, которая стала боевой единицей подпольного Владикавказского комитета РКП(б) и надежной вооруженной опорой повстанческого ревкома. Получив оружие, рабочие железнодорожного узла начали действовать смелее. Они загнали в тупик и затем блокировали бронепоезда «Терец» и «Скобелев». Командам «вежливо» порекомендовали оставить бронепоезда, которые тут же укомплектовали своими людьми — машинистами и артиллеристами, и они стали грозной вооруженной силой революции.
      В самом городе в течение всего следующего дня, то есть 22 марта, шла упорная борьба за каждую воинскую часть. Несмотря на то что белогвардейцы всячески запугивали солдат и казаков, заявляя, что красные расстреляют за службу у Деникина, большая часть их не поддалась обману. Подпольщики в воинских частях разъясняли, что грозного и справедливого
39
суда советского народа боятся лишь активные белогвардейцы, совершившие тяжкие преступления против трудящихся, рядовым же солдатам и казакам нечего бояться Советской власти.
      Агитация подпольщиков возымела действие. Белые при отступлении не досчитались не только многих отдельных солдат, но и целых воинских частей.
      Революционными вооруженными силами были заняты почта, телеграф, телефон, вокзал, основные промышленные предприятия и склады. Все это теперь охранялось вооруженными силами ревкома.

Вся власть Советам!

      С утра 23 марта по Владикавказу распространился слух, что в этот день в город прибывает один из отрядов прославленного партизанского командира Н. Ф. Гикало. Для встречи партизан со всех концов города к вокзалу устремились люди.
      Рабочие-железнодорожники принесли на вокзальную площадь стол, послуживший трибуной для выступавших на митинге, подняли красный флаг, сделанный на скорую руку из куска кумача, и портрет Карла Маркса, обвитый красной лентой.
      От имени Северо-Кавказского и Владикавказского подпольных комитетов РКП(б) митинг открыл Г. Сергеев. В своем кратком выступлении он сообщил, что во Владикавказе восстанавливается Советская власть, которую до избрания Совета рабочих и солдатских депутатов будет представлять образованный еще в подполье ревком. Поздравив присутствующих с восстановлением власти Советов, Сергеев провозгласил в честь этого знаменательного события «ура», дружно подхваченное огромным скоплением людей, находившихся в этот момент на привокзальной площади.
     По окончании митинга началось массовое шествие. Колонны направились к центру города. Впереди несли самодельный, но хорошо оформленный подпольщиками из уланского полка транспарант «Вся власть Советам!».
      Когда демонстрация вышла на Театральную площадь (ныне площадь Ленина), мы с Сергеевым, Фриевым и Васиным договорились провести здесь на площади общегородской митинг. От имени ревкома я объявил на митинге, что отныне и навсегда во Владикавказе восстанавливается Советская власть, власть рабочих и крестьян — хозяев земли, фабрик, заводов и всей нашей жизни.
40
      После меня выступил Б. Чернявский. Напомнив о зверских расправах белогвардейцев над защитниками Советской власти, над рабочими и крестьянами, над свободолюбивыми горцами Северного Кавказа, Чернявский закончил свою краткую взволнованную речь словами:
      — Теперь белогвардейщине пришел конец. Сплотимся же вокруг ревкома, представляющего ныне Советскую власть во Владикавказе!
      Б ночь с 23 на 24 марта в ревком прибыли представители осетинских и ингушских партизанских отрядов. Осетинских партизан представлял Амирхан Ботоев, ингушских — Хизыр Орцханов. Вместе с ними мы разработали план совместной обороны Владикавказа от остатков белогвардейцев и по налаживанию в городе и его окрестностях нормальной жизни.
      Ревкомом было принято решение об образовании Совета обороны Владикавказа. Председателем назначили рабочего- железнодорожника Т. Шейченко, его заместителем — Г. Сергеева, членом совета — К. Войтенко.
      Все рабочие дружины города были сведены в роты и батальоны, вооружены и обмундированы, размещены по казармам. В сторону Ларса выслали группу партизан из отряда П. Огурцова под командованием Н. Алейникова. Этой группе поручили вести разведку и быть заслоном от тех белогвардейцев, которые, отрываясь от основных групп, отступавших по направлению к Грузии, могли совершать по дороге диверсии.
      Осетинским и ингушским партизанам мы поручили блокировать главную колонну отступающих белогвардейцев с флангов, используя для этого не только холодное оружие, винтовки и пулеметы, но и имевшиеся в их распоряжении артиллерийские батареи. В результате белогвардейцам был причинен значительный урон. К утру 24 марта Владикавказ силами партизанских отрядов и имевшихся в распоряжении Совета обороны рабочих дружин, а также двух бронепоездов был надежно охраняем от Беслана до Ларса и далее по Военно-Грузинской дороге на значительном расстоянии.
      Ревком продолжал свою работу. В его состав ввели от осетинских коммунистов А. Гацолаева, которого утвердили заместителем председателя ревкома. Б. Чернявского назначили помощником председателя ревкома и уполномоченным по снабжению города продовольствием. В городе открылись столовые, рестораны, кафе, начала работать почта, телеграф.
      Газета «Терек» стала выходить под названием «Свободный Терек», а в дальнейшем — «Известия Владикавказского ревкома». Редактором газеты назначили К. Гатуева.
41
      Приступили к работе железнодорожные мастерские и многие промышленные предприятия.
      Через несколько дней во Владикавказ вступила часть партизан из отряда Н. Ф. Гикало под командованием Мордовцева, который затем был назначен начальником гарнизона (начальником штаба был товарищ Тасуй).
      Теперь уже в легальных условиях начала действовать городская партийная организация, которая спустя короткое время насчитывала в своих рядах около 400 членов и сочувствующих. Восстановили профсоюзы, избрали их правления и городской Совет профсоюзов. Особенно много для этого сделал X. И. Грибенник.
      27 марта был проведен смотр осетинских и ингушских партизанских отрядов, а также рабочих вооруженных дружин, сформированных ревкомом. Эти местные формирования произвели хорошее впечатление на население города своей дисциплинированностью, прекрасным военным строем и боевым духом.
      Так под руководством Коммунистической партии в лице ее местных организаций трудящиеся Владикавказа, оказывая помощь стремительно наступавшей Красной Армии, изгнали белогвардейские банды, восстановили в городе Советскую власть и начали устраивать жизнь на советских началах.
      Когда в город вступили регулярные части Красной Армии, прибыли С. М. Киров и Г. К. Орджоникидзе, а также другие представители центральных партийных и советских органов и представители областных органов Осетии и Ингушетии. Ревком был реорганизован, и я, проработав еще некоторое время в качестве члена ревкома, до конца выполнив задание Северо- Кавказского подпольного комитета, в начале мая 1920 года выехал на Кубань.

Е. И. Жугина
Выполняя партийное поручение

      У Северо-Кавказского краевого подпольного комитета имелась группа активистов, которые выполняли ответственные поручения. Такие поручения большевистского подполья приходилось выполнять и мне. Об этом и пойдет рассказ в моих кратких воспоминаниях.
42

С верой в правое дело

      ...Это произошло ранней весной 1919 года на хуторе Могукорово, вблизи станицы Троицкой.
Выйдя из хаты, я увидела идущего по улице моего старого знакомого, Алексея Черного. Подойдя ко мне и поздоровавшись, он сказал:
— А я к тебе в гости.
Я повела его в дом, где проводила занятия с детьми. В уголке стояла моя кровать. В стороне от нее находились и телята, и гуси, и всякая прочая живность.
— Ну и ну,— удивился Алексей.— Не хватает только свиней.
— Зато никто не мешает,— ответила ему.
— Это мне как раз на руку.
Сев на лавку, Черный стал рассказывать, с чем пожаловал ко мне.
Оказалось, что его брат Владимир и еще несколько большевиков, после того как белые захватили Кубанскую область, организовали в Екатеринодаре подпольный партийный комитет.
— Так вот,— продолжал Алексей,— комитет подбирает себе помощников. Потому спрашиваю тебя: согласна ли ты работать в большевистском подполье?
— За власть Советов готова отдать все силы! — торжественно и в то же время с каким-то необыкновенным воодушевлением, как клятву, произнесла я.
— Верю, верю,— ответил мой гость.
Алексей Черный отнесся ко мне с таким доверием потому, что хорошо знал меня по Темрюку: он учился в темрюкском реальном училище, а я в гимназии, где участвовала в подпольном гимназическом кружке. Хорошо знал он и о том, что я готова на борьбу за Советскую власть.
Договорилась с Черным, что после каникул на хутор не вернусь. Сначала побываю в станице Полтавской, повидаюсь с родителями, а затем приеду в Екатеринодар.
Поездка к родителям представляла большую опасность. Дело в том, что во время отступления Красной Армии наша семья, где все были сторонниками Советской власти, покинула станицу. Родители погрузили на телегу наш скромный скарб, посадили младших детей, и мы двинулись на Кабардинку, через которую проходили наши войска. Но как раз в это время Кабардинку захватил белогвардейский отряд, и мы оказались в плену. К нам был приставлен казак, который должен был доставить нас
43
в Полтавскую. Так под конвоем добрались до Славянской. А здесь, воспользовавшись временным отсутствием конвоира, нам удалось скрыться.
Зная, что меня разыскивает белогвардейская контрразведка, я ушла от родителей, а они вынуждены были возвратиться в родную станицу. Кочуя из станицы в станицу, я вспомнила, что в Троицкой учительствует мой земляк А. В. Шопин. К нему и поехала. Узнав, что я ищу работу, он даже обрадовался и сказал, что недалеко отсюда, на хуторе Могукорово, как раз нужна учительница. Я сразу же согласилась. Шопин отвез меня на хутор и представил общему собранию хуторян. Чтобы не подводить Шопина, я отрекомендовалась Ольгой Ивановной Шереметьевой. Здесь меня и нашел Алексей Черный.
...Появилась я в родной станице Полтавской поздно ночью, и не у родителей, а у знакомых, которые и сообщили о моем приезде. При встрече родители рассказали, как над ними издеваются белоказачьи власти станицы. Они вынесли решение выселить нашу семью за пределы Кубанской области. Дом тут же отобрали, а имущество разграбили. Пришлось всем временно поселиться у знакомых. Но и тут их не оставили в покое. Чуть ли не каждый день приходили белогвардейцы и угрожали, что если семья не покинет станицу, то дом забросают бомбами...
Узнав, в каком бедственном положении находятся родители, я пообещала им, что как только устроюсь на работу в Ека- теринодаре, то непременно подыщу для них квартиру. Я им не сказала, какая работа мне предстояла. Той же ночью покинула станицу.
Адрес, который дал мне Алексей Черный, я хорошо запомнила. Прибыв в Екатеринодар, быстро нашла нужную улицу и дом, где помещался подпольный комитет. Здесь встретила Владимира Черного, Михаила Маслиева, Николая Пшеничного. Они коротко рассказали о задачах нашего подполья, ввели в курс дела. Тогда же мне присвоили подпольную кличку «Нелли». Этим именем и до сих пор называют меня старые товарищи...
Так я стала подпольщицей. По поручению комитета выполняла множество ответственных заданий. Обо всех не расскажешь. Приведу лишь несколько примеров.
44

С динамитом

      Подпольный комитет наметил провести важную операцию: взорвать в Новороссийском порту пароход «Владимир». На этом корабле находилось награбленное золото, которое деникинцы собирались вывезти за границу.
К выполнению операции привлекли группу подпольщиков во главе с нашим «главным подрывником» Игорем Киселевым. Задание мы получили от Михаила Маслиева.
— Нельзя допустить, чтобы народное добро попало в заграничные сейфы,— говорил нам Маслиев.
Он сообщил, что мне поручается доставить в Новороссийск динамит, все остальное организует Игорь.
Немного помолчав, Михаил пояснил:
— Игорю рисковать никак нельзя. При первой же проверке документов его могут схватить как дезертира. Конечно, ты тоже рискуешь. Но, думаю, все обойдется. Не впервой тебе...
Он добавил, что динамит я должна получить у подпольщика М. Коржева. Передать этот груз нужно члену новороссийской подпольной организации Воронину.
Разыскала Михаила Коржева. Пошла к нему с кошелкой, в нее набросала цветов, которыми хотела прикрыть динамит. А Коржев дал мне только два небрлыних свертка. Показалось, что легко будет их провезти. Придя домой, стала прикидывать, как лучше это сделать. Перебрала несколько вариантов и все отвергла. Наконец нашла выход. Купила две большие «паля- ныци»,— пышные буханки круглого белого хлеба, осторожно надрезала бок каждой, вытащила мякоть и в пустое место вложила динамит. Разрезы так заделала, что о них никто бы не догадался. Обе буханки положила в кошелку, чтобы было удобнее нести.
На другой день уехала. Ночью поезд прибыл на станцию Крымская. В вагон вскочил белогвардеец и крикнул:
— Выходи все на вокзал! Проверка документов!
И тут только я вспомнила, что мое удостоверение просрочено, да к тому же еще оно подложное. Что делать? Выйти на перрон и скрыться в толпе? Но вдоль вагонов стояли шпалеры белогвардейцев... Деваться некуда, придется идти.
Вошли в здание вокзала. Что делать с кошелкой с хлебом? Ведь проверяли не только документы, но и вещи пассажиров. А что, если кому-нибудь придет в голову взять хлеб? Беды тогда не миновать. И вдруг вижу окно с подоконником. Вот куда можно поставить кошелку! Пробираюсь к окну и кладу ее на подоконник. Сама подсаживаюсь к двум женщинам, которые
45
ехали со мной в одном вагоне. Они потеснились и дали мне место на лавке, как раз против окна. Притворилась, что от духоты разболелась голова. Повязала лоб платком и прислонилась к одной из женщин.
Началась проверка... Один офицер подошел к нашей скамейке. Проверил документы и вещи у одного, другого, а потом у той женщины, к которой я прислонилась. Офицер вернул моей соседке документ, потом проверил у следующей. Видимо не заметив меня, двинулся дальше.
«Пронесло»,— обрадовалась я. И вдруг одна из женщин говорит другой:
— Почему это у нас проверили, а у нее нет?
Как молотком ударило по голове. Ну, думаю, пропала. Но тут вмешалась первая соседка. Слышу отвечает:
— Та це ж ще мала дытына, к тому же хвора.
Выручила она меня! Теперь уже я спокойней стала поглядывать на подоконник: цела ли моя кошелка? Цела!
Хотя гроза миновала, но на сердце еще было очень тревожно. Кругом слышались злобные выкрики, несусветная ругань, стоны и рыдания. Это белогвардейцы расправлялись с «подозрительными». Дело в том, что в районе Крымской действовали краснозеленые, потому так и зверствовали белогвардейцы, видя краснозеленого чуть ли не в каждом гражданском пассажире... Прошло уже столько лет, а перед моими глазами встает часто такая картина. На полу с окровавленными лицами и руками валяются двое мальчишек лет по тринадцати-четырнадцати, а их все бьет и бьет офицер, приговаривая: «Я вам покажу, как шпионить! Не скажете, кто послал, забью до смерти!» Сквозь душераздирающий крик ребят с трудом можно было разобрать, что они живут в Новороссийске, что родители послали их в станицу за хлебом, что никаким шпионством они не занимаются. Мальчики умоляли «дядю» не бить их, целовали извергу сапоги... Хотелось вскочить с лавки, схватить за горло зверя и задушить его. Но кошелка на подоконнике удерживала меня...
Наконец послышалась команда: «Выходи!» И все, кто находился в помещении вокзала, ринулись к двери. Я стремглав бросилась к подоконнику, схватила кошелку и помчалась к поезду. Хвори моей как не бывало...
В Новороссийске нашла Воронина. Назвала пароль и сообщила, что привезла. Поставила на стол кошелку и говорю:
— Вот здесь динамит!
Воронин вытащил буханки хлеба, пошарил рукой по дну кошелки. Тревожно воскликнул:
46
— У вас украли динамит!
— Да он в хлебе! — отвечаю с веселой улыбкой.
— Правда? Вот молодец!
Я помогла вынуть взрывчатку. Воронин завернул ее в тряпку и куда-то отнес.
А мне предстоял обратный путь. По прибытии в Екатерино- дар доложила партийному комитету о выполнении задания.
Впоследствии узнала, что пароход взорвать не удалось — слишком сильна была охрана. Но динамит пригодился, его использовали для других диверсий.

За шрифтом

      В Новороссийск я ездила неоднократно с самыми различными заданиями. Однажды партийный комитет приказал мне привезти типографский шрифт, в котором ощущалась большая нужда. Туда доехала без особых приключений, что, кстати, редко случалось в те времена. Разыскала нужную улицу и дом, где жил мой адресат. Это была сапожная мастерская. Вхожу в мастерскую. За низенькими столиками сидят несколько человек, около двери замечаю молодого рабочего. «Он»,— подумала я. В комитете мне описали его наружность и сообщили фамилию — Ронис. С первого же взгляда он произвел на меня приятное впечатление: белокурый, открытое лицо, подкупающая улыбка...
— Вам что, барышня, туфли починить? — спрашивает.
Я называю пароль применительно к сапожному ремеслу, снимаю туфлю и сажусь на скамеечку. Стучит он по каблуку и тихонько называет улицу и дом, где мы должны встретиться.
Вечером, передавая мне шрифт, спросил, как я его повезу.
В самом деле, как его везти? Думали, думали, но сразу ничего так и не придумали. И вдруг мне пришла мысль: достать большой пакет, положить в него шрифт, а сверху засыпать орехами.
— Мысль-то неплохая,— говорит Ронис,— да ведь шрифт тяжелый. Он вам руки оттянет.
Но больше ничего подходящего придумать не смогли... Ронис достал плотный пакет, положил в него шрифт, завернутый в материю, перевязал его. А я тем временем сбегала на базар и купила несколько фунтов орехов. Ими и заполнили пустое место. Взяла пакет в руки, вроде бы не очень тяжелый.
— Это поначалу так кажется,— сказал Ронис.— А потом потяжелеет.— И посоветовал:—Старайтесь сильнее прижимать пакет к себе, так легче будет.
47

С этим напутствием я и отправилась в обратный путь. Пришла на вокзал, а там настоящее столпотворение. Только что подали состав на Екатеринодар, все бросились к вагонам. Но для гражданских их оказалось только два или три. Так что многим, в том числе и мне, пришлось воспользоваться крышей вагона. Нелегко было лезть на крышу с пакетом, он с каждой минутой становился все тяжелей. Бывали такие мгновения, когда пакет, казалось, вот-вот выскользнет из рук... Тяжело дыша, добралась до заветной крыши. Один из пассажиров, глядя на меня, говорит:
— Ты что, дивчина, камни везешь, что так запыхалась? Вот постарше тебя — и то легко взбирались.
— Орешки везу,— выдавив на лице улыбку, отвечаю.— А запыхалась потому, что с сердцем неважно.
— Ай-ай, такая молоденькая, а уж сердце болит,— посочувствовал мне пассажир.
Поверил, думаю. Развязываю пакет и подношу ему полную пригоршню орехов. Замечаю, другие тоже с вожделением смотрят. Пришлось и их угостить. Так благополучно и доехала до Екатеринодара. А здесь сдала шрифт одному из членов подпольного комитета.

Сина Полуян

      Часто, возвратившись после выполнения очередного задания, связанного с выездом в другие города и станицы, я заходила к члену Екатеринодарского подпольного комитета Синклетее Васильевне Полуян — Сине, как любовно мы все ее называли.

Среди подпольщиков она пользовалась большим уважением и авторитетом. К ней шли за советом и помощью, и всем она старалась чем-нибудь помочь...
Сина Васильевна происходила из известной не только на Кубани революционной казачьей семьи. Еще в царские времена она активно участвовала в рабочем движении. После Февральской революции вся семья Полуянов находилась на переднем крае борьбы за власть Советов. Не случайно местное контрреволюционное Войсковое правительство предало анафеме всю полуяновскую семью «за измену казачеству». Отец Полуянов, Василий Макарович Полуян, был схвачен белогвардейцами и зарублен за сыновей «комиссаров». В 1918 году, когда на Кубани короткое время существовала Советская власть, один из братьев Сины, Ян Полуян, был первым председателем областного ревкома и облисполкома, а затем председателем реввоен-
48
совета Северо-Кавказской {11-й) армии, начальником политотдела реввоенсовета Юго-Восточного фронта. Другой брат, Дмитрий, работал начальником политотдела 9-й армии, третий, Яков,— комиссаром 50-й Таманской дивизии. Сина же Васильевна осталась в Екатеринодаре для подпольной работы.
Раньше С. В. Полуян преподавала рукоделие в школах. Это ей очень пригодилось в условиях конспирации. В ее комнате, у окна, всегда стояла швейная машина с кусками материи, ножницами и другими принадлежностями швеи, а на полу валялись разные обрезки. Под видом заказчиков и приходили к ней подпольщики.

Не могу обойти молчанием замечательную мать Полуянов, старую казачку Зиновию Антоновну. Ее с полным основанием можно назвать подпольщицей. Она знала пароли, прятала в потайных местах листовки и всякую партийную документацию, наблюдала, что происходит на улице, чтобы вовремя предупредить дочь, если к дому приближался кто-либо подозрительный. Как родная мать, заботилась о подпольщиках, приходивших к Сине. Когда я, бывало, заходила в их дом, Зиновия Антоновна всегда даст умыться, накормит и, провожая в опасный путь, по старинному русскому обычаю скажет: «Храни тебя, доченька, господь-бог». А сама в бога не верила.

У Сины Полуян, как члена подпольного комитета, был широкий круг обязанностей. Она поддерживала связи комитета с создавшимися в подполье партийными ячейками, помогала товарищам, находившимся в тюрьмах, а также их семьям, подыскивала конспиративные квартиры для подпольщиков, через знакомых проверенных казаков рассылала по станицам листовки. Да всех ее обязанностей просто не перечесть!
Всю эту работу Сина Васильевна выполняла спокойно, без излишней торопливости и вместе с тем проявляла особую осторожность.

Последние задания

      К началу 1920 года советские войска далеко продвинулись вперед. Со дня на день ждали освобождения Ростова. А дальше путь лежал на Кубань. Значит, надо кубанским большевикам быть наготове, оказать помощь наступающей Красной Армии. Намечалось также освободить политических заключенных из екатеринодарской тюрьмы. Все это требовало присутствия председателя Северо-Кавказского подпольного комитета В. Ф. Черного, находившегося во Владикавказе. Вызвала меня Сина Полуян и говорит:
49
— Знаешь, предатель найден.
— Кто? — вырвалось у меня.— Кто губил наших товарищей?
— Тише! Карпущенко... Прошлой ночью подпольный комитет вынес приговор. Провокатора нужно убрать. Он не знает тебя в лицо. Поэтому решено поручить тебе. Ну как, хватит Духу?
— Поручение выполню,— сказал я.
— Вот и хорошо. К ночи приготовь оружие. Возьми в помощь, если хочешь, надежного товарища, а с наступлением сумерек приходи сюда, получишь дополнительные указания...
Возвратившись домой, застал у себя Прокофия Шевелева. Я подумал: «Вот он, хороший и надежный товарищ». Рассказал ему о задании подпольного комитета.
— Я готов,— ответил Шевелев.— Говори, что делать.
Отдав дочери хозяйки Шуре свои дневники и другие бумаги, я попросил спрятать их в надежном месте. С Прокошей отправился к Василию. Часов в девять вечера туда пришли Катя Чемерис и Нюра Борченко. Обе взволнованны.
— Ровно в полночь по улице Новой, на парадном крылечке дома № 253, тебя будет ждать Феня Деревянко. Скажешь ей что от Нюры. Феня даст точный адрес Карпущенко. Возможно* что у Фени встретите двух товарищей. Они тоже дали согласие уничтожить провокатора,— наставляла Нюра.
Еще раз обсудили план действий. Кажется, все ясно.
...Ночь выдалась светлая. Еще издали заметили сидящих на скамейке у нужного нам дома девушку и двух офицеров. (Потом выяснилось, что это были Феня и переодетые в белогвардейскую форму подпольщики Кирий и Миша.)
Мы решили в первую очередь найти извозчика, явиться к провокатору под видом контрразведчиков, пригласить его с собой будто бы для ареста членов большевистского подпольного комитета. Извозчика нашли с трудом. Феню подвезли до Садовой улицы, а сами свернули на Прогонную улицу, к дому провокатора. Разыскали дом № 57, остановились. Прокофия, в офицерской шинели, оставили в фаэтоне, а сами прошли к калитке. Постучали. Никто не отозвался. Тогда Миша перемахнул через высокий забор и открыл нам калитку. Вошли во двор. Постучали в высокую дверь квартиры провокатора. Наконец за дверью послышались шаркающие шаги. Миша опять слегка постучал.
— Кто там? — послышался из-за двери женский голос.
— Свои,— ответил Кира.— Гриша дома? Мы офицеры. Откройте, пожалуйста...
52
Дверь открыла старуха. Она сообщила, что Карпущенко у жены и дала ее адрес.
Фаэтон покатил на Длинную улицу. Там мы с Кирой пошли пешком, чтобы лучше было разглядеть номер дома. Нашли. Прокофия опять оставили караулить фаэтон, а сами вошли в обширный двор. На всякий случай приготовили револьверы. Несколько раз постучали в дверь. Отозвался раздраженный женский голос:
— Кто такие и что вам нужно?
— Свои. Офицеры контрразведки,— тихо ответил через дверь Кира и спросил: — Григорий дома?
— Я сейчас,— уже миролюбиво отозвалась женщина,— одну минуточку.
Минута тишины. Дверь приоткрылась, и мы увидели провокатора. Он поздоровался, спросил, чем может служить.
      Живо одевайтесь, поедете с нами. Предстоит серьезное
дело. Ваше присутствие необходимо,— сказал Кира официальным тоном и добавил: — Не забудьте захватить оружие.
Провокатор оделся и вышел. Я быстро окинул его взглядом. Это был молодой человек, среднего роста, на выбритом лице застыла гримаса, изображавшая улыбку. Одет легко: гимнастерка защитного цвета, черные брюки навыпуск, на голове фуражка. Вот и весь Карпущенко, каким я его увидел.
В фаэтоне провокатора усадили на заднее сиденье, между Прокофием и Кирой. Миша и я заняли переднее сиденье, спиной к извозчику.
      Куда прикажете? — спросил извозчик.
      Прямо,— ответил я, показывая рукой вдоль Длинной
улицы.— Скажу, когда надо будет повернуть. Через некоторое время добавил: — Везите к кожевенным заводам.
     Поехали. Сразу же завязался разговор о прохладной ночи, хорошем лете, а затем перешли на политику. Заговорили о местных большевиках, об аресте Лиманского, Гладенко, Коржева и других товарищей.
Затем Кира, между прочим, спросил:
— Коржева изловили, кажется, вы?
— Да, я,— стараясь отвечать скромно, похвалился провокатор.— Знаете, господа, прехитрая бестия этот Коржев, несколько раз он у меня срывался, едва сцапал подлеца. Ведь брать их надо было так, чтобы никакого подозрения не вызвать ни у него, ни у других...
Дальше Карпущенко уже развязно заговорил, бахвалясь тем, кого и когда он предал, кто у него на очереди... Миша многозначительно толкнул меня в колено.
53

      По всему видно много работы у вас,— произнес Кира.—
Сколько же вам платят? .
— Служба, я вам скажу, собачья, а жалованье ни к черту, едва хватает, чтобы не голодать,— неохотно ответил провокатор.— Если бы не наградные... Обещали увеличить оклад, мне кажется, я заслужил лучшего отношения...
— Ну, а как у вас с Владимиром Черным и Михаилом Мас- лиевым? Есть ли шансы на поимку?
— Насчет Черного могу сказать, как бы он ни прятался, а на днях я до него доберусь. Я на верном пути и ручаюсь, что он не ускользнет...— Карпущенко помолчал немного, затем добавил: —Таких, как Черный, очень мало, и их головы ценятся очень хорошо. За голову Черного мне обещали хорошее вознаграждение. Маслиева сейчас нет в городе, он, кажется, где-то в горах, у партизан. Это тоже доходный гусь. Д-да. А вот на Лиманском я промазал. Опоздал. Другие опередили. Я до сих пор не могу себе простить Лиманского...
Карпущенко в своей откровенности стал доходить до цинизма. Я чувствовал, как дрожит колено Миши...
Как заправский контрразведчик, продолжал вести беседу Кира. В тон ему и я спросил провокатора:
— Вы, кажется, раньше сами были большевиком и, как передавали, работали в подпольной организации, и весьма активно?
— Да-a, как же! Потому-то и дается мне эта работа. Одно время я даже был у них начальником боевых дружин. Знаю их всех и заберу их всех, прежде чем они опомнятся...
Провокатор сам себя разоблачил. Все было ясно. Надо с ним кончать.
Поровнявшись с казачьими казармами, находившимися вблизи кожевенных заводов, мы отпустили извозчика и дальше пошли пешком. Молча вышли к реке и пошли берегом. Нужно было подальше уйти от казармы. Кира опять завел разговор с провокатором. Потом, обращаясь ко мне, спросил:
— Скоро вы нас приведете?
— Еще немного,— отвечаю.
Мы подошли к тому месту, где Кубань круто загибает вправо. Место глухое. Высокий берег, быстрое в этом месте течение реки. Я толкнул Прокофия в бок, мол, пора. Тот тут же, резко повернувшись к Карпущенко, воскликнул:
— Ты предатель и провокатор! Смерть тебе...
Через две-три минуты труп предателя полетел с обрыва в Кубань. Мы вышли на дорогу и быстро зашагали к городу. На окраине простились с Кирой и Мишей...
54

Перед разгромом деникинщины

      3 марта 1920 года. Прошло около двух месяцев, как по поручению Северо-Кавказского партийного комитета я нахожусь в центре Таманского отдела — станице Славянской. За зто время мною организована группа подпольщиков, состоящая из казаков и иногородних.
Перед нами комитет поставил задачу: войти в связь с членом Кубанской рады Н. Н. Щербаком как с человеком левых настроений, создать запас оружия за счет белогвардейцев, вести разъяснительную работу среди трудового казачества...
В Славянской побывал представитель комитета Игорь Киселев, который привез пачку прокламаций. Нам удалось ими разукрасить всю станицу. Уж очень дерзко вели себя в этом деле Жора Птицын с братом Павликом: они ухитрились наклеить листовки в коридоре станичного правления, на доске объявлений управления отдела, на дверях офицерского клуба и в других местах. Участвовали в расклейке прокламаций и мои сестры Дуня и Ольга и их подружка Надя Шиленко.
В Славянской находился на постое потрепанный красными дроздовский полк, его командование надеялось пополнить свои ряды за счет местных казаков. Но попытки провести мобилизацию ничего не дали — никто на призывной пункт не явился.
Посоветовавшись со своей группой, я предложил Ф. Тихоц- кому, имевшему свою казачью боевую группу, устроить налеты на квартиры дроздовцев и захватить их оружие. Первый ночной налет дал нам 27 винтовок и много патронов. Операция проходила просто: заходим в дом, где размещено трое — пятеро солдат, здороваемся и сейчас же требуем сдать оружие, иначе, угрожаем, порубаем... После следующих таких налетов дроздовцы остались почти без оружия. В разоружении принимали участие многие станичники.

      Несколько дней назад в Славянскую приезжал войсковой атаман Букретов, чтобы поднять дух находившихся в казармах казаков двух полков — 2-го Полтавского и Таманского. Выступая перед казаками, атаман говорил «о благородной роли » казачества в поражении «красного дракона», вспоминал Запорожскую Сечь и «славных сечевиков», призывал казаков выступить на фронт и покрыть себя «неувядаемой славой».
Если в шеренгах Полтавского полка и расчувствовались от атаманских речей, то из рядов Таманского неслись возгласы: «Не желаем воевать! Не пойдем на фронт! Долой войну и погоны!»
55

Хорошо поработали наши хлопцы в Таманском полку...
Атаман Букретов скрипел зубами и бледнел от бешенства, но таманцы стояли на своем... Из казарм он возвратился в станицу и попал прямо на обед, устроенный ему отдельскими властями. Но обед принес ему еще огорчения. Дело в том, что на обеде присутствовали член Кубанской рады Н. Н. Щербак, станичный атаман Климченко и частный поверенный казак Л. Д. Кошелек. Когда все изрядно выпили и охмелели, Букретов резко повернулся в сторону Климченко и в упор спросил:
— У тебя в станице много большевиков?
Климченко, не задумываясь, ответил:
— Не считал, ваше превосходительство. По-моему, у нас нет большевиков, а есть недовольные.
Букретов вспылил:
— Ты как отвечаешь?
Так, как вы спрашиваете,— спокойно отвечал атянкт Климченко.     811
— Мало того, что ты расплодил в станице большевиков ты и сам стал отъявленным красным! — орал, свирепея, Букретов
Подошел Кошелек и, обращаясь к Букретову, сказал:
— Успокойтесь, ваше превосходительство, поберегите неп вы. Вы обвиняете атамана Климченко в том, что он расплод Р большевиков, а по-моему, ваше превосходительство, это вы генералом Филимоновым расплодили их своей политикой. Поменьше бы вы, ваше превосходительство, якшались с Деники ным и другими ему подобными, больше было бы толку.
— Господа офицеры, да что же это?! Это же комиссары
большевистский сброд! Арестовать их, мерзавцев!     закричал
Букретов.     
Присутствовавшие на обеде офицеры схватили Климченко и Кошелька. Поднялся шум, послышались резкие протесты Видя такое настроение, Букретов тяжело опустился на стул и пересиливая себя, приказал отпустить арестованных.     
И уже немного спустя, уходя, бросил фразу:
— Не можете сами навести порядок в станице и в лагере
пришлю донцов...     

      4 марта. Букретов выполнил свою угрозу. Ночью в Славянскую прибыл карательный отряд численностью до 2 тысяч хорошо вооруженных донских казаков, с 4 пушками и 15 пулеметами. Днем я пробрался в бакалейную лавку Д. А. Бережного, сочувствующего большевикам. Он сообщил, что ночью арестовали члена Кубанской рады Щербака, а утром и атамана Климченко, вместе с ними много станичников-казаков «смутьянов».
56
Не миновать бы ареста и поверенному Кошельку, да тот заблаговременно скрылся.
Как только каратели прибыли, их тут же отправили в казармы, и теперь там идет расправа без суда и следствия.
Очень жаль, что Щербак понадеялся на деникинскую «милость» в отношении казаков. Ведь предлагали же мы ему через Тихоцкого, Сопенко и Бережного объединиться с нашей группой и, действуя сообща, захватить станицу. Но Щербак сказал, что он все обдумает и при встрече сообщит свое мнение. Вот и дождался, что арестовали.
Ночью донцы окружили лагерь, врасплох захватили его и разоружили казаков. Многим удалось бежать, бежал и служивший в Таманском полку наш связной Сопенко.
И вот на лагерном поле были построены в шеренги Таманский и Полтавский полки. Начальник карательного отряда, какой-то генерал, поздоровался с полтавцами, а для таманцев без приветствия произнес короткую речь, полную угроз. Он потребовал от них назвать своих вожаков. Казаки молчали, понурив головы. Генерал ждал пять минут. Потом дал для раздумья еще десять... Посмотрел на часы, вынул из кармана золотой портсигар и закурил.
Над лагерем нависла тяжелая тишина. Молчали таманцы, молчали полтавцы, молчали и донцы. Прошло десять минут.
— Хорошо!     крикнул генерал.— Что же, дело ваше. С такой сволочью, как вы, мы не церемонимся.— И обратился к офицерам: —Господа офицеры, пожалуйста, начинайте.
Началась массовая порка. Десятки шомполов, со свистом рассекая воздух, рвали казачьи тела. Высеченных снова ставили в ряды. Казаки опять молчали.
— И это не помогает?! Хорошо! Расстрелять каждого пятидесятого! — скомандовал генерал.
После расстрела пятнадцатого генерал прекратил расправу. И вновь обратился к казакам с вопросом, дают ли они казацкое слово немедленно выступить на фронт. Напуганные поркой и расстрелом, казаки недружно закричали:
— Даем! Выйдем на фронт!..
— Хорошо. Репрессию откладываю,— заявил генерал.— Но если через три дня Таманский полк не выступит на пози
цию, всех расстреляю...
Здесь же офицеры по списку вызвали многих казаков и увели с собой, а расстрелянных сами казаки отвезли на кладбище и похоронили в общей могиле...
Вечером карательный отряд покинул Славянскую. Да он просто удирал, так как прошел слух, что Крымская захвачена
57

— Та вы лучше побийте нас,— заголосили они. А пото;м один и говорит: — А ще лучше, пиймалы бы нашего полковника Феська и выкупали бы его в сортире. Це вин, гад, заставив нас...
— Ну, ладно, так и быть, держитесь,— сказал Воловик.
В общем, задали мы им основательную трепку и предупредили, что если еще раз поймаем их, то непременно порубаем. Так будет и с другими. Отпустили их на все четыре стороны. Феськовцы быстро исчезли в темноте. Мы тоже поспешили по домам.
      Рано утром на следующий день отчитались за свои операции Лысенко-второй, Ермоленко и Дудка. У Лысенко было две потасовки с феськовцами, после которых, как он уверяет, у «партизан» отпадет охота «барахолить». Ружья и кинжалы у них отобрали и, основательно побив мародеров, отпустили. Группа Дудки не имела встреч. У Ермоленко и его помощников произошло настоящее побоище с феськовцами. Они нарвались на крупную шайку «партизан», и нашим ребятам не сдоб- ровать бы, если бы они не начали громкими криками звать на помощь мнимое подкрепление. Бандиты сдрейфили и бросились наутек...
      На следующий день решили выступить двумя усиленными группами в северной части станицы...

      9 марта. Сегодня большую часть дня с Иванцовым занимались изготовлением для укрывающихся от мобилизации удостоверений: отпускных — из воинских частей, лазаретных — об освобождении по болезни и разных других.
Вечером прибежал ко мне Тихоцкий и сообщил об аресте Д. А. Бережного. Он предупредил, чтобы мы были начеку. Я побывал у Арестиди, Лалаханова и предупредил об опасности, а также поручил предупредить других товарищей.
      К вечеру в нашу станицу пришла какая-то «добровольческая» часть и «разместилась по хатам. По-моему, «драпают».
Узнал, что сегодня краснозеленые налетали на Крымскую и, наделав паники, скрылись в горах.
Фоменко принес из типографии большую пачку чистых бланков разных удостоверений для раздачи дезертирам. Многих казаков и иногородних по их просьбе переправили в горы и в плавни к партизанам.

      10 марта. Утром на улице встретил только что приехавшего из Екатеринодара А. Птицына. Говорит, что эвакуируются в Новороссийск главные белогвардейские учреждения. В городе паника.
Заходил ко мне работник типографии Черешнев и сообщил,
60
что в ней хозяйничают белогвардейцы. Однако ему удалось спрятать часть чистых бланков для наших нужд.
В этот же день узнал, что воинское присутствие и военноремесленная школа нашей станицы готовятся к бегству в Новороссийск, а власти наметили на 14 марта общую мобилизацию...

      11 марта. Отовсюду приходят радостные вести: Брюховецкая взята красными. Идут бои под Тимашевской. Через реку Протока переправляется белогвардейская кавалерия, значит, удирают, плохи дела у Деникина. В станице еще находится дроздовский полк. Решаем сделать налет на этот полк и добыть у белых пулеметы. На улице встретил знакомого казака Мартыненко, сторонника Советской власти. Работал он в военно-ремесленной школе. Я поделился с ним своими мыслями. Он поддержал меня. Условились встретиться в восемь часов вечера вместе с другими подпольщиками у скотобойни. Всех надо оповестить и предупредить, чтобы явились вооруженными. u

      У скотобойни собралось 19 человек, все с оружием. По станице патрулируют конные и пешие белогвардейцы. Мы решили отвести душу и пощекотать немного нервы патрулям. Своим репленным пунктом избрали дамбу у изгиба реки, вблизи скотобойни. Там оказались две опрокинутые плоскодонки. Спустили их на воду, а вместо весел, в случае чего, решили орудовать винтовочными прикладами. Это на случай нашего отступления. Из-за дамбы спустились на улицу, прошли немного в глубь станицы и залегли в канавах... Минут через двадцать — тридцать из-за угла показался конный разъезд. Недолго раздумывая, мы дали залп. Упала лошадь, свалились два всадника остальные бежали. Залаяли собаки. Мы перешли на другую улицу и снова залегли. Видим по направлению к нам, вдоль Лагерной улицы, прячась в тени заборов, крадутся какие-то люди. Приготовились. На оклик: «Кто идет?» —ответа не последовало. На наш второй оклик грохнули залпы. Открыли и мы беглый огонь. Наступающие рассыпались по улице, затем бросились бежать. Мы преследовали их до следующей улицы...
Уже было около пяти часов утра. Расставаясь, условились днем встретиться в кофейне, где частенько собирались...

      12 марта. После проведенной в стычках с белыми патрулями ночи дома оказался около шести утра. Со мной пришел и П. Воловик. Он рассказал, что вчера предлагали добровольно записываться в «партизанский» отряд. Прежний отряд после полученного от нас отпора развалился. Но охотников не ока-
61
залось. Мы опасались, что начальник школы постарается организовать такой отряд в порядке принуждения, поэтому решили, что Воловик пойдет туда и скажет своим людям, чтобы они немедленно уходили из школы и уводили с собой, кого удастся. Воловик ушел.
      В этот день у меня побывали многие подпольщики, и каждый приносил какую-нибудь радостную новость об успехах Красной Армии на Кубани. Наши войска освобождают станицу за станицей... Сегодня наши товарищи снова вышли на охоту за белогвардейцами.

      14 марта. Ходил к переправе. Здесь по-прежнему белогвардейские обозы запрудили весь берег со стороны станицы Полтавской. Паром работает день и ночь, перебрасывая к нам в Славянскую груженые фургоны и двуколки. По невообразимой грязи плывут арбы, груженные чемоданами, матрацами, узлами, корзинками и другим домашним скарбом. Это белогвардейские беженцы... Стрельба в станице не прекращается... И опять добрые вести об успехах долгожданной Красной Армии... Пантелей Воловик, после того как военно-ремесленная школа разбежалась, живет у меня. Измученный бессонными ночами, он спит богатырским сном. Волнуюсь о судьбе арестованного нашего подпольщика Д. А. Бережного — о нем ничего не слышно.
Надо думать о твердой власти. Собрали наших товарищей, пригласили Тихоцкого с его верными друзьями, бывших членов станичного Совета: Ломакина, Бережного (ему лишь вчера удалось освободиться из-под ареста) и Я. Ампольского. Шел разговор о создании власти до прихода Красной Армии. Ее и создали в составе П. Воловика, Ломакина, Ампольского, Бережного. Сформировали охрану из членов нашей группы, подпольщиков и казаков Тихоцкого. Установили дежурства при станичном правлении, продумали, как организовать охрану типографии.
А через Протоку паром не успевает перебрасывать всю массу фургонов, двуколок и людей. У парома давка...

      17 марта. Всю ночь по улицам станицы шли обозные подводы под несмолкаемую брань и бичевание измученных лошадей. А войска Красной Армии все ближе и ближе подходят к Славянской. Начался бой за нее.

      18 марта. Станица Славянская освобождена Красной Армией...

Перед тем как советские войска оставили Екатеринодар в августе 1918 года, я служил в 1-м Екатеринодарском коммунистическом полку, которым командовал М. Демус. Мне было предложено остаться в городе для подпольной работы в тылу деникинцев.

Сначала я нелегально жил на квартире у Екатерины Тунчик сочувствовавшей Советской власти, потом перебрался к железнодорожному сторожу Матвею Городецкому

. С первых же дней деникинской власти в Екатеринодаре мне пришлось стать свидетелем того безудержного террора, который чинили белогвардейцы над мирным населением. Они врывались в квартиры, где, по их сведениям, скрывались отставшие от своих частей красноармейцы или сочувствующие красным. Захваченных выволакивали на улицы, били прикладами, без суда и следствия расстреливали группами и в одиночку. Трупы убитых свозились на берег Кубани и сбрасывались в реку. Потом был издан приказ: зарегистрироваться под страхом смерти всем семьям, из которых кто-либо служил в Красной Армии. На допросах, происходивших в помещении городской стражи, в контрразведке и комендатуре, пришедших регистрироваться избивали
63
шомполами, прикладами. Многие не выдерживали пыток и умирали.

Казалось, в городе никого не осталось из большевиков, все, кто способен воевать с белыми, уничтожены, а оставшиеся в живых «умиротворены» и не способны даже думать о сопротивлении. Но так только казалось. Прошло немного времени, и на заборах появились листовки, призывавшие бороться с деникинцами. Прошли слухи, что закубанские леса и горы кишат краснозелеными партизанами. Значит, есть большевики, есть люди, поднявшиеся на борьбу с белобандитами.

К моей великой радости, возвратились домой большевики Тит Сорочинский, отставший от своей части из-за болезни тифом, Федор Серебряков, Федор Ивченко, Степан Левандовский. Мы друг друга знали по службе в Красной Армии, доверяли Друг другу. При первой же встрече договорились вместе вести подрывную работу в тылу Деникина. Тогда мы еще не знали, была ли в Екатеринодаре подпольная организация, и поэтому на первых порах стали действовать по своему усмотрению.

Поначалу решили агитировать деникинских солдат дезертировать из армии, а для этого нужно было снабжать их документами, освобождающими от службы в армии «по болезни». Такие же «липовые» документы в первую очередь требовались нам самим. Левандовскому и Ивченко за взятку удалось добыть удостоверения на право жительства в городе. Этим товарищам мы посоветовали поступить на службу в контору ведомства продовольствия и снабжения кубанского краевого правительства, что они и сделали. Зачислили их в охрану складов. А вскоре с их помощью Сорочинский, Серебряков и я подрядились ремонтировать дом № 21 по Динской улице, в котором находилось интендантство, снабжавшее деникинскую армию. Так как ремонт требовался большой, мы работали не только днем, но часто и ночами. Ночное время использовали для подбора в конторе интендантства бланков разных удостоверений: об отпуске по болезни, для командировок и других. Нашли доступ и к печати интендантства.

Оформив должным образом нужные бланки, мы получили паспорта для всей нашей группы. Затем стали помогать нашим знакомым, бывшим красноармейцам, мобилизованным в белую армию. Получили освобождение М. Городецкий, П. По- свято, В. Волков и другие. Вскоре эта работа приняла широкий размах. Чтобы не вызвать подозрения белогвардейских властей ввиду большой утечки бланков, мы изготовили печать 3-го запасного полка Добровольческой армии и соответствующие ей бланки удостоверений.
64

С помощью Левандовского и Ивченко добыли со склада более 20 комплектов белогвардейского военного обмундирования. Склад же закрыли и опечатали, чтобы хищение не было обнаружено.

В агитационной работе среди деникинских солдат участвовали 12 человек. Наши товарищи заводили знакомства, вели беседы с солдатами, и если замечали нежелание кого- либо из них воевать против красных, то снабжали документами, освобождавшими от службы в деникинской армии. Каждый вырванный таким образом из белой армии солдат представлял для подполыциков-агитаторов особую радость: ведь в этом состояла доля их личного участия в общей борьбе с врагом.

22 марта 1919 года в конце дня я вышел из здания, где работал, и направился на конспиративную квартиру. Вдруг увидел, что мне навстречу по улице идет лейтенант Новиков, служивший еще в царское время на Балтийском флоте на линейном корабле «Слава» инжеиером-механиком, а я там был машинистом и находился в его подчинении. Не желая встречаться с ним, я свернул во двор и направился к кочегарке. Лейтенант Новиков, увидя меня, вслед за мной свернул во двор и крикнул несколько раз: «Матрос! Матрос!» Я продолжал идти, не обращая внимания на окрики. Но когда я уже был у самой кочегарки, он крикнул: «Воробьев!» Я резко повернулся к нему и, не смущаясь, сказал:
      — Слушаю вас, господин лейтенант.
Новиков с упреком спросил, почему я не остановился.       — На зов «Матрос!» не остановился потому, что давно отвык от этой клички,— ответил ему.
     — Нет, тут причина, видать, другая,— сказал он, быстро вынимая пистолет.

Лейтенант заставил меня поднять руки вверх и повел в контрразведку. Там ему дали книгу, в которой он записал, что им задержан матрос с большевистского корабля «Слава» (после гибели корабля в бою с немцами в Рижском заливе уцелевшие матросы организовались в матросский большевистский отряд). Все это соответствовало действительности.
В присутствии Новикова меня обыскали, ничего не нашли и посадили в подвальное помещение. В подвале я оказался один.
65

Ночью пришел офицер в сопровождении двух казаков и приказал следовать за ним. Привели в боль- шукГкомнату. В ней стоили только скамьи метра два длиной и стол, за который сел офицер.      — Садитесь,—сказал офицер и стал задавать вопросы о иоежней моей жизни, службе, а затем потребовал рассказать о подпольной работе здесь, в Екатеринодаре.      — Я не понимаю, господин офицер, о чем вы спрашиваете. Работаю истопником в интендантстве, ничем больше не занимаюсь.
Мой ответ вызвал у контрразведчика вспышку гнева.
     — Врешь, мерзавец! Сейчас ты у меня заговоришь иначе.

Офицер вызвал четырех казаков. С меня сорвали одежду, бросили на скамью и стали усердно бить шомполами. Я чуть не закричал от боли, крепко обнял скамью и, опустив на пол ноги рывком встал, поднял кверху казака, сидевшего у меня на плечах и овладев скамейкой, как бешеный бросился на истязателей. Но подоспели другие казаки, один из них сильно удавил меня прикладом по голове, и я упал без сознания. Сколько меня потом били, не знаю, но, когда очнулся в подвале ныли от боли бока, на спине кровоточила рваная рана, доставлявшая неимоверные страдания. Все тело было покрыто кровавыми полосами от ударов шомполами.

Весь день пролежал я на полу. Пересохло в горле, но воды и еды не давали. Ночью, в то же время, как и в цервый раз, за мною опять пришли и повели в ту же комнату. Прежде чем начать допрос, меня снова стали избивать. От тяжелых ударов несколько раз терял сознание. И на третью ночь повторилось то же самое, только теперь меня били так, чтобы не лишить сознания.

Не в силах больше выносить мучения, я решил оговорить себя но так, чтобы отвести внимание контрразведки от подполья. Расчет был на то, что меня скоро приговорят к расстрелу. Попросил развязать меня и пообещал рассказать о «своих преступлениях».

Когда меня развязали, я сказал, что будто бы на линкоре «Слава» где служил, убил 62 офицера и всех их сжег в топке коиабельной кочегарки. Назвал даже фамилии некоторых убитых. Все это записали в протокол, дали мне подписать и отволокли обратно в подвал.

На следующем допросе допрашивал уже другой офицер. Он вежливо предложил мне сесть, но так как на мне не было живого места, то присесть на стул я не смог и объяснил офицеру причину.
66
      — Хорошо,— сказал он,— расскажите мне, как вы убивали и сжигали в топке офицеров на своем корабле.
     — Ни одного человека я не убивал и не сжигал,— отвечаю.       — Но ведь вот ваша подпись,— и показал протокол прежних показаний.       — Да, подпись моя, но всю эту чушь меня вынудили придумать трехдневными истязаниями, а перечисленные в протоколе господа офицеры все живы-здоровы.— Тут же обнажил свое изуродованное тело и начал требовать, чтобы меня подвергли медицинскому осмотру.

Офицер записал все в протокол, дал мне его подписать и отправил меня обратно в подвал... Днем снова привели в ту же комнату. В ней сидели два офицера. Один из них оказался врачом. Меня раздели догола, врач осмотрел раны, кровоподтеки, сделал какую-то запись.

И снова я в подвале. Но теперь уже не один, а вместе с арестованным подпольщиком Е. М. Лакисовым. Его привели сюда, пока я был на допросе.

Лакисов — участник революции девятьсот пятого года. Боролся за власть Советов на Кубани в 1917—1918 годах. В эту борьбу вовлек и всю свою семью. Два его сына, Леонид и Дмитрий, были командирами в Таманской армии и геройски погибли в боях с белогвардейцами. Третий сын, Николай, работал в подполье. Мы с Лакисовым договорились, что если нам удастся выйти на свободу, то будем координировать свою работу. Через два дня после последнего допроса меня отправили в тюрьму. Везли в трамвае, где конвоиры очистили от публики площадку. Здесь меня и увидела Е. Тунчик, у которой я скрывался в первое время после прихода белых. Она притиснулась ближе ко мне, и я шепотом попросил ее сходить к военному чиновнику Александрову, потребовать освободить меня...

Что говорила Тунчик Александрову, не знаю, но на шестой день пребывания в тюрьме меня освободили за недостатком улик...

Чуть позже был выпущен из контрразведки Лакисов. И вот мы оба на свободе. Началась совместная работа в подполье. Лакисов взял на себя руководство нашей партийной группой. В короткий срок она увеличилась настолько, что в целях конспирации решили рассредоточиться, организовав три подпольные ячейки — на Дубинке, Покровке и кожевенных заводах.

В Дубинскую ячейку вошли — я, председатель, Т. Сорочинский, Ф. Серебряков, С. Левандовский, Ф. Ивченко и В. Волков. При ячейках создали боевые дружины. Получая отдельные за-
67
Дания от Лакисова, наша ячейка в то же время продолжала агитационную работу, распространяла листовки среди населения и солдат белой армии, снабжала дезертиров удостоверениями об освобождении от военной службы. Наиболее проверенных из них мы отбирали в боевые дружины.

К тому времени Лакисов установил связи с екатеринодар- ской подпольной организацией, а затем и с Северо-Кавказским краевым подпольным комитетом.

В сентябре 1919 года наша ячейка получила задание вести наблюдение за проходящими по железной дороге Новороссийск — Тихорецкая — Кавказская — Тимашевская воинскими эшелонами, добывать оружие для боевых дружин и партизанских отрядов и другие. Руководство нашей боевой дружиной возложили на Т. Сорочинского, агитацию среди солдат — на Ф. Серебрякова, разведку — на В. Волкова и П. Захарченко.

До конца 1919 года наша боевая группа провела три диверсии на железной дороге, взорвав 10 вагонов со снарядами а в феврале 1920 года на станции Екатеринодар-1 были взорваны еще 18 вагонов с боеприпасами. Кроме того, нами была распропагандирована деникинская инженерная часть, состоявшая из 120 солдат и мастеров подвижной механической мастерской, находившейся на станции Екатеринодар-1.

Большую часть этой опасной работы провели наши смелые агитаторы Петр Захарченко и Мария Сорочинская. Солдаты покинули свою часть за одну ночь, передав нашей группе более сотни винтовок и один пулемет. Для выдачи дезертирам документов об освобождении от воинской службы «по болезни» Северо-Кавказский краевой подпольный комитет РКП(б) через Е. М. Лакисова снабжал нас бланками точно таких же удостоверений, какие выдавал комендант города. Это обеспечивало успех нашей работы.

В конце 1919 года англо-французские союзники усилили снабжение армии Деникина боеприпасами, оружием, амуницией, которые морем доставлялись в Новороссийск, а оттуда по железной дороге отправлялись на фронт. С этого времени в нашей работе главным стало уничтожение военных грузов в пути следования.

Однажды нам стало известно, что воинский эшелон, в составе которого было 12 вагонов с боеприпасами, под усиленной охраной вышел из Новороссийска в Екатеринодар. Мы немедленно составили план диверсионной операции. Взорвать эшелон Лакисов предложил поручить трем подпольщикам — Петру Захарченко, Василию Волкову и своему сыну Николаю.
68
По нашему плану взрыв должен был произойти на станции Екатеринодар-1. Волков вызвался принести Николаю Лакисову взрывчатку и бикфордов шнур. Когда эшелон прибыл на станцию, Николаю удалось проникнуть в один из вагонов и закрыться там в ожидании взрывчатки. Однако к условленному времени она не была доставлена. Так и сидел Лакисов-младший в вагоне, не имея возможности выбраться из него.

А в это время вагоны с боеприпасами были отцеплены и переведены на станцию Екатеринодар-2. Здесь формирование состава затянулось, и только под утро, в проливной дождь, подпольщик Николай Горнаев успел принести динамит с одним запалом и передать его Николаю Лакисову. Тот уложил взрывчатку между ящиками с грузом. Последовавший взрыв не уничтожил всех боеприпасов, взорвались лишь патроны. Вагон загорелся, а от него пламя перекинулось на соседние. Взорвались еще четыре Еагона. Остальные охрана быстро отцепила и отвела в безопасное место.

...В феврале 1920 года деникинцы откатывались под ударами Красной Армии. На станции Екатеринодар стояло более десятка воинских эшелонов, в нескольких вагонах находились боеприпасы.

Наша разведка установила, что охрана вагонов готова дезертировать. Поручик, сопровождавший вагоны с боеприпасами, имел склонность к выпивке. Знакомство с ним мы поручили Федору Серебрякову, который должен был в нужный момент увести его в станционный буфет. Это ему удалось.

У нас не было взрывчатки, чтобы взорвать вагоны. Поэтому решили поджечь их. Охрану мы сняли и вывели за пределы станции. Солдатам раздали удостоверения об освобождении от военной службы, и они разбрелись кто куда. Вместо них поставили свою охрану.

В каждом вагоне наши подрывники поставили под ящики со снарядами банки с бензином, вложили в них тряпки, концы их вывели наружу. На концы тряпок положили по пакету с порохом, и от него подвели бикфордов шнур. Порох должен был дать вспышку и поджечь бензин. Наступило время взрыва, но его не последовало. Как выяснилось, наш самодельный бикфордов шнур отказал.

Близился рассвет, операция вот-вот должна была сорваться. Тогда наша «охрана» и подрывники притащили сухой соломы, вылили бензин и подожгли. Вагоны охватило пламенем. Начали рваться снаряды. Среди множества деникинцев, находившихся на станции, поднялась паника. В суматохе подрывники благополучно скрылись.
69

За восемь дней до прихода Красной Армии наша боевая группа вместе с группами партийных ячеек Покровской и кирпичного и кожевенного заводов приняла участие в захвате белогвардейских складов с товарами, амуницией и боеприпасами, организовала охрану народного достояния от разграбления отступающими деникинцами и мародерами. А когда части Красной Армии подошли к Екатеринодару, то наша партийная ячейка в полном составе вступила в бой в районе от главного вокзала до железнодорожного моста, взяла в плен команду бронепоезда, прикрывавшего отступление белых.

17 марта 1920 года части Красной Армии вступили в Екатеринодар. Мы, коммунисты, вышли из подполья.

В августе 1918 года советские войска оставили Новороссийск. Как только белогвардейцы ворвались в город, они начали хватать не успевших уйти партийных и советских работников, матросов красного флота и красноармейцев. Многие были расстреляны, многие брошены в тюрьму. В числе погибших оказались новороссийский комиссар продовольствия Скобликов и военный комиссар Губернский. ¹

Часть оставшихся в городе партийных и советских работников укрылась в надежных местах. Среди них были член правительства Черноморской республики Иван Ефимович Кузьмин, член Новороссийского городского Совета и революционного трибунала Василий Иванович Бойко, прибывший ранее из Москвы для проведения в жизнь ленинской директивы о потоплении флота Кирилл Иванович Шутко, его жена Нина Фердинандовна Шутко-Агаджанова и другие.

Когда немного утих разгул белогвардейцев, мы вышли из своих убежищ и стали принимать меры к организации борьбы с деникинцами. Прежде всего выпустили воззвание к трудовому казачеству, раскрывавшее подлинные цели власти Деникина. Текст его написал Кузьмин. Воззвание распространили среди станичников и частично в казачьих частях, находившихся в городе.

__________________
¹ Именем Губернского названа одна из улиц Новороссийска.— Ред.
70

Вскоре всем стало ясно, что для серьезной работы по разложению деникинских солдат требуется создать большевистский центр. К началу 1919 года подобрали группу коммунистов для налаживания подпольной работы. В нее вошли прибывшие из Ростова Башкиров и Власов и новороссийцы — В. И. Бойко, Т. С. Богдашкина, Н. Ф. Шутко, Богомолов, носивший кличку «Богомазов», а немного позднее М. И. Романова. К этому времени И. Е. Кузьмин уехал в Ростов, откуда продолжал оказывать нам помощь, посылал людей для организации подпольной работы.

Созданная нами группа подпольщиков стала нащупывать связи с коммунистами на предприятиях города и из них организовывать партийные ячейки. Так, на одном из цементных заводов коммунистов возглавил старый член партии Паламар- чук. На железной дороге работали Лотарцев, Безвербный и Шульга, которые наладили доставку нам бланков удостоверений и сведений о движении воинских составов. На судоремонтном заводе «Судосталь» мы держали связь с подпольщиком Тихоновым (Образ). Он нам сообщал о ходе ремонта и выпуска катеров и других военных судов. Коммунисты, работавшие в порту, информировали о разгрузке иностранных судов, доставлявших деникинской армии вооружение и снаряжение. Важные сведения о прибытии пароходов с военными грузами сосредоточивались в управлении «Доброфлота». Эти сведения мы получали через своих людей в порту, а также от Марии Романовой, работавшей в «Доброфлоте» машинисткой. Добытую информацию наша группа направляла в Донской подпольный комитет, а также в партизанские отряды, действовавшие в Черноморской губернии.

Нашим людям, чтобы они могли легально устроиться на работу, свободно ходить по городу, совершать поездки за его пределы, требовались надежные документы. Такие документы изготовлялись на конспиративной квартире В. И. Бойко. Особенно подходящими для поездок были удостоверения железнодорожных мастерских. Подпись начальника мастерских Леонто- вича хорошо подделывал Бойко, а печать мы специально изготовили. В изготовлении документов активное участие принимала Т. С. Богдашкина. Она умело смывала в паспортах записи об их прежних владельцах и вписывала новые фамилии, такие паспорта ни у кого подозрений не вызывали. Для воинских документов доставали специальные бланки. Ими нас снабжали сочувствовавшие большевикам рабочие типографии.

Наша группа занималась и подыскиванием конспиративных квартир. Такие квартиры содержали подпольщики Нестеренко
71
(кличка «Джон») на улице Раевского, Митусова — на Чеховке, Безвербный и Стусов — на Февральской улице и другие.

Подпольная работа новороссийцев в тылу деникинцев имела большое значение в общей борьбе с контрреволюцией. Ведь Новороссийск был одним из важных опорных пунктов белогвардейцев на юге России: через Новороссийский порт они постоянно держали связь с государствами Антанты, сюда прибывали из Англии и Франции пароходы с обмундированием, оружием, медикаментами, продовольствием. Учитывая это, нашей группе оказывали большую помощь подпольные организации и других городов. Так, Донской подпольный комитет направлял к нам коммунистов для военной и политической работы. Из Ростова прибыли А. Шмидт (Васильев), Пивоваров, работавший под кличкой «Роберт», Федько, Абрамчук и другие. Такое подкрепление дало возможность создать в Новороссийске подпольный партийный комитет, председателем которого стал Башкиров. Из местных подпольщиков в комитет вошли Богомолов, ставший в нем казначеем, Богдашкина в качестве технического секретаря, а также М. Романова, Нестеренко. После того как комитет был создан, Шмидт и Пивоваров отбыли из Новороссийска.

Позже из Ростова к нам были направлены коммунисты Цимбалист, Пустынников, Дакус, Горин-Пашет, Алексеев, Мо- ринец, Сидорчук, подпольщица по кличке «Фаня» и Роза Шаинская по кличке «Нюся Зотова». Все прибывшие товарищи, кроме Шаинской, были направлены в партизанские отряды, а Роза оставлена при комитете: в Новороссийске ее не знали, и поэтому у нее было больше возможностей избежать ареста. В этом мы скоро убедились. Как-то направляясь на конспиративную квартиру Богдашкиной, где находился наш подпольный комитет, Шаинская заметила возле дома Богдашкиной нескольких военных, внимательно оглядывавших проходивших людей. Почувствовав неладное, Роза спокойно прошла мимо, даже не повернув головы в сторону дома. И ее не задержали.

Новороссийский подпольный комитет установил связи и с Екатеринодарским комитетом, откуда Богдашкина, а позднее Романова привозили листовки для распространения на предприятиях и среди солдат белой армии. Предметом нашего постоянного внимания были партизаны. Сначала это были группы бежавших в горы красноармейцев и моряков, большей частью раненых, оставшихся в городе после отступления советских войск с Кубани. Потом к партизанам стали присоединяться казаки-бедняки и крестьяне из окрестных станиц и хуторов,
72
те, кто сам на своем горьком опыте убеждался в том, что белогвардейская власть — это власть врагов трудового народа. Пополнению рядов партизан способствовали деникинские мобилизации, так как многие, не желая служить в белой армии, уклонялись и тоже уходили в горы.

Для снабжения партизан продовольствием, обувью, одеждой и военным снаряжением подпольный комитет стремился использовать любые доступные возможности и связи. В. И. Бойко, заведуя складом потребкооперации, неоднократно отправлял партизанам муку, крупу, различные другие продукты. Под видом товаров, перевозившихся кооператорами, краснозеленым были доставлены оружие и печатный станок, оставшийся после отступления красных частей и хранившийся на складе у Бойко. В трудном и опасном деле снабжения партизан подпольщикам во многом помогли грузчики и железнодорожные рабочие. Осооой изобретательностью отличался старший составитель поездов Степан Макарович Карпенко, который не раз формировал составы с военным снаряжением и всегда хорошо знал, в каком вагоне какой груз находится. Ему-то при всяком удобном случае и поручалось загонять нужные нам вагоны в тупики и сообщать об этом нашим связным. А ночью подпольщики организовывали разгрузку и добытые таким способом оружие, обмундирование и т. п. быстро переправляли к партизанам. Если же что не успевали вывезти, то оставляли на складе союза потребительских обществ у Бойко.

Очень остро нуждались партизаны во взрывчатке. Ее также доставляли подпольщики. Базой для хранения взрывчатки в городе служил нам склад маслозавода, откуда мы постепенно перевозили ее в горы. Так, одну из подвод, которую нагрузил связной Лозовой, Розе Шаинской и Безвербному поручили доставить в геленджикскую группу краснозеленых к Пашету. Пироксилиновые шашки уложили на дно корзины, насыпав сверху картошку. Несмотря на то что на каждом километре стояли белогвардейские посты и проверяли грузы на подводах, Шаинская и Безвербный благополучно добрались до места назначения.

Постоянную связь с партизанами поддерживали работавшие в подпольном комитете Т. С. Богдашкина, М. И. Романова и другие. Богдашкиной, например, приходилось не раз тайно выезжать в самые отдаленные отряды, а чтобы попасть туда, нужно было совершать трудный путь по горам, пересекать мно- гочисленные быстрые речки.

Когда партизанские отряды достаточно окрепли, они стали громить тылы деникинцев, пускать под откос воинские составы,
73
разрушать телефонную и телеграфную связь с Екатери- кодаром, где находилось главное командование белых, нападать на железнодорожную охрану, на деникинские посты по побережью.

Как-то подпольному комитету стало известно, что из Франции прибыли солдаты экспедиционного корпуса русской армии, находившиеся там со времен империалистической войны. Новороссийские подпольщики развернули работу среди этих солдат, которых белогвардейское командование намеревалось призвать в деникинскую армию. Агитацией среди них занимались Алексеев, Дакус и Романова. Соблюдая конспирацию, эти товарищи разъясняли политику Советской власти, призывали солдат и казаков повернуть оружие против контрреволюционеров, пополнить ряды партизан. Распропагандированных в одиночку, а то и целыми группами препровождали на первый партизанский пост, располагавшийся за Лысой горой.

С каждым днем все шире развертывалась подпольная работа. Но для ее проведения не хватало средств. Тогда партийный комитет решил послать в Баку Марию Романову, которая имела связи с закавказскими подпольщиками. Пароходом она добралась до Батума, а оттуда дальше по железной дороге до Баку. Бакинский комитет выделил около 250 тысяч рублей в царских деньгах, имевших широкое хождение в Кубанской области. Деньги Романова уложила в чемодан с двойным дном после чего выехала в Тифлис, где при содействии одного из руководителей большевистского подполья в Закавказье, Г. Ф. Стуруа, для партизанских отрядов выделили военного специалиста. Вместе с ним она благополучно возвратилась в Новороссийск.

Усиление подпольной борьбы, те ощутимые удары, которые наносили белогвардейцам партизаны, всполошили контрразведку. В сентябре 1919 года контрразведчики схватили активных подпольщиков Сидорчука и «Фаню» и расстреляли. Через два-три дня на конспиративной квартире были арестованы члены комитета Башкиров, Федько и тоже расстреляны.

Тяжело переживали подпольщики гибель товарищей. Но надо было продолжать работу. Был создан новый комитет под председательством В. И. Бойко. В комитет вошли Романова (секретарь и казначей), Дакус, Богдашкина, Алексеев и Тихонов (Образ). Деньги, шрифт и печать мы перенесли на конспиративную квартиру Романовой по Пироговской улице, дом 52. Они хранились под домом, в фундаменте. В случае необходимости деньги и печать доставал ее брат Василий Романов.
74
Только этот худощавый пятнадцатилетний подросток и мог пролезть в узкий проход между камнями фундамента.

В конце 1919 года, теснимые наступающей Красной Армией, под Новороссийском начали скапливаться крупные силы Деникина. Белогвардейцы пытались переправить свои войска к Туапсе, где они должны были соединиться с частями, двигавшимися: по линии Белореченская — Туапсе. Но геленджикская и михайловская группы партизан не допустили их дальше Михайловского перевала. Белогвардейцы были разгромлены партизанами.

Сложившаяся обстановка диктовала необходимость принять срочные меры по дальнейшему разложению деникинских частей, все более терявших боеспособность. Ввиду этого подпольный комитет на своем заседании постановил командировать Марию Романову в Екатеринодарский комитет за листовками с обращением к казакам и солдатам уходить из деникинской армии и с оружием в руках присоединяться к красным. Алексееву и Дакусу поручили развернуть энергичную работу по разложению отступающих белогвардейцев. В их задачу также входило добывать сведения обо всех передвижениях деникинских частей и передавать их командованию Красной Армии и партизан.

Мария Романова выехала в Екатеринодар. Вслед за ней туда же должен был прибыть ее брат Василий, чтобы помочь доставить листовки в Новороссийск. Возвращаясь домой без листовок, Мария подвергалась меньшей опасности.

В те дтти движение пассажирских составов по железной дороге уже прекратилось. Поэтому Василию с привязанными под одеждой пачками листовок приходилось забираться в проходящие воинские поезда то под вагоны, то на крыши и так ехать. Но все же к вечеру ему удалось добраться до Новороссийска.

Здесь Василий от товарищей узнал, что в городе идут повальные обыски и аресты. Нужно было, не медля, укрыть привезенный груз. Он помчался на Чеховку. Там имелось надежное «хранилище» — гнезда голубятни... Убедившись, что листовки спрятаны надежно, Романов отправился домой. Там он застал картину полного разгрома. Оказывается, в его отсутствие белогвардейцы нагрянули с обыском, все перерыли, но ничего не нашли. Однако в руки контрразведчиков случайно попала фотокарточка Марии.

Василий волновался: по фотокарточке могли легко опознать сестру. Как предупредить Марию? Ведь она должна была вслед за ним выехать из Екатеринодара. Решил немедленно
75
возвратиться туда и дать знать о случившемся. Но уехать оказалось нелегко — на фронт один за другим шли поезда особого назначения. Целый день бродил Василий по вокзалу и железнодорожным путям... Время близилось уже к вечеру, когда он увидел, что к бронепоезду прицепили четыре классных вагона и несколько товарных с казачьей охраной. По рельсам Василий подполз к заднему вагону и незаметно прицепился. Вскоре поезд тронулся. Двигался медленно, и вдруг после Тоннельной понесся с большой скоростью и недалеко от разъезда врезался в хвостовой вагон шедшего впереди состава с артиллерией. Машинист, видимо, не успел затормозить, когда поезд шел под уклон. Страшный удар — и Василий вылетел из своего укрытия. Но он оказался целым и невредимым: спасло то, что он находился под задним вагоном. Придя в себя, Василий увидел изуродованные и разбросанные по полотну железной дороги части орудий, услышал стоны раненых, разъяренные крики офицеров, метавшихся с нагайками вдоль состава и искавших виновников крушения.

В этой суматохе офицеры не обратили внимания на Василия, и ему удалось незаметно скрыться. Василий пешком дошел до Баканской, а здесь опять пристроился под вагоном товарного состава.

Лишь глубокой ночью, миновав многие опасности, Василий добрался до Екатеринодара. Окольными путями, по грязи, усталый, голодный с трудом дотащился до квартиры знакомых — Гвоздиковых. Тут ему и сообщили, что его сестру Марию арестовали на вокзале, когда она собиралась выехать в Новороссийск, но ей, обманув, конвойного, удалось бежать и теперь она скрывается на квартире подпольщика Ф. М. Тюленева.

Гвоздиковы уложили Василия на ночь в сарае, так как в доме ночевали казаки. А утром он узнал, что сестра скрывается уже у Горловых. Здесь и произошла их встреча...

Каждому члену Новороссийского комитета, каждому активисту-подполыцику приходилось работать в невероятно тяжелых условиях. Вспоминается такой случай. Как-то вечером в балке Адамовича назначили заседание комитета с активистами. Собрались все, кроме Дакуса и Алексеева, которые должны были сделать сообщение о выполнении важного задания. Подождав их некоторое время, решили заседание отложить на следующий день и осторожно, по одному, по двое, разошлись.

Направляясь домой, Бойко, председатель комитета, дошел почти до половины Нижне-Базарной улицы на Мефодиевке, когда впереди услышал выстрелы, топот солдатских сапог. Опасаясь ареста, он направился не к себе домой, а к работнице
76
магазина кооператива Доценко, которую хорошо знал и доверял ей. У нее в доме Бойко пришлось скрываться несколько дней, пережидая опасность. На другой день Доценко сообщила, что контрразведка произвела обыски у нашего связного Хими- чева, И. Безбожного по кличке «Бесценный», у самого Бойко и других. Арестовали беременную жену Бойко, подозревая ее в участии в подпольной работе.

Нужно было как можно скорей предупредить об арестах находившихся на свободе товарищей. Бойко попросил Доценко передать на завод «Судосталь» подпольщикам Бондарю и Образу, чтобы те немедленно уходили из города. Бондарю удалось скрыться, а Образ задержался на заводе и был схвачен контрразведкой.

Немного позже Бойко перебрался от Доценко на квартиру С. М. Карпенко, в дом № 11 по Гражданской улице. Ему пришлось скрываться на чердаке. Пищу приносила жена Карпенко Феона Викторовна, раз в сутки, чтобы не привлекать внимания соседей. Но однажды хозяйка и «гость» чуть не попали в беду.

Как-то Феона Викторовна позвала Бойко:       — Василий Иванович, иди-ка покушай горяченького борща, эти хамы ушли.       У нее на квартире находились на постое офицеры, а в этот день они ушли, сказав, что насовсем.

Бойко, быстро спустившись с чердака, сел за стол. Но внезапно хлопнула дверь в сенях. Он бросился в другую комнату. Слышит жена Карпенко говорит с кем-то:
     — Что это вы, опять пить? Вы же еще не протрезвились.      — А нам только и остается, что пить. Может, через час придется в море бросаться,— ответил один из пришедших.

Василий Иванович догадался, что возвратились офицеры. Один из офицеров стал бахвалиться, как он издевался над попавшими в плен красноармейцами. Этот садист долго и изощренно издевался над пленными, но никто из них не запросил пощады. Тогда белогвардеец в бешенстве зарубил их.

«Страшно это было слышать,— вспоминал Бойко.— Так и хотелось выскочить и из нагана застрелить его. Но я был один, а их несколько. Пока я раздумывал, в комнату вошел офицер».
     — А что это за человек? Ведь у вас никого не было,— подозрительно оглядывая Бойко, спросил он Феону Викторовну.      — Да это мой брат, только из Крымской приехал, убежал от красных,— спокойно ответила она. (Бойко еще раньше договорился с Карпенко, что именно так она будет говорить о нем, если белогвардейцы как-нибудь обнаружат его в доме.
77
В то время Крымская действительно была отбита советскими войсками у деникинцев.

К счастью, спас случай. С улицы послышался какой-то шум, и офицеры выскочили из дома. Не теряя времени, Бойко покинул дом Карпенко и переулками направился на Наконечную улицу к брату хозяйки П. В. Вербицкому, работавшему столяром и активно помогавшему подпольщикам.

Мы с благодарностью вспоминаем многих простых людей, которые, рискуя жизнью, укрывали красных подпольщиков и партизан, когда им приходилось трудно...

За время, пока деникинцы были в Новороссийске, наша подпольная организация понесла большие потери. С чувством глубокой скорби мы узнали о гибели еще двух членов нашего комитета — Дакуса и Алексеева. Оказалось, контрразведчики схватили их, когда они шли на заседание подпольного комитета. Их долго пытали, а затем расстреляли.

Потому-то и не дождались мы их тогда на заседание комитета. Дакус и Алексеев ведали в комитете военной работой, и на том заседании мы намеревались наметить план ряда новых боевых операций против белогвардейцев, готовившихся бежать за границу через Новороссийский порт. В руках этих членов комитета были сосредоточены также связи с партизанами, они знали пароли. Их гибель серьезно помешала нашим планам. Деникинская контрразведка перед отступлением лютовала. Едва ли не каждый день проводились облавы на грузчиков, железнодорожников, рабочих цементных заводов, среди которых пытались найти «красных». Печатались объявления с обещанием крупных сумм денег за выдачу большевиков... Все дороги, ведущие в горы, были перекрыты белогвардейскими заставами и патрулями.

В те дни безудержного террора оставшиеся на воле подпольщики вынуждены были скрываться у верных друзей, в разных недосягаемых для контрразведки местах. Но, к счастью, это продолжалось недолго. В марте 1920 года Новороссийск был освобожден частями Красной Армии и партизанами. Выйдя из подполья, мы включились в активную работу по восстановлению Советской власти в городе.

В заключение хочется сказать, что, конечно, подпольная работа в Новороссийске освещена в этих кратких воспоминаниях не полно. Нам остались неизвестными имена многих активных участников новороссийского подполья. Так, например, мы не знали, что в период деникинщины существовал еще один подпольный комитет, в который входили товарищи Нейман и Ронис, равно как нам неизвестна и их дальнейшая судьба.
78

В дни хозяйничанья белогвардейцев в Новороссийске городская тюрьма была переполнена. В ней содержались главным образом политические заключенные. С приближением Красной Армии белые усилили репрессии. Это вызывало тревогу за жизнь тех, кто томился в тюрьме.

Новороссийский подпольный комитет РКП(б) вместе с командованием нашей партизанской группы «Террор» принял решение освободить политических заключенных.

15 февраля 1920 года комитет получил из тюрьмы записку. В ней говорилось: «Дорогие товарищи! До нас донеслись слухи, что Новороссийск скоро падет и нас должны всех изрубить или расстрелять, но мы надеемся на вас, что вы не допустите этого и окажете нам помощь». 17 февраля было получено второе письмо. В нем сообщалось, что в тюрьме с помощью надзирателей М. Алдабаева, Ф. Гардта и С. Сидорчука, которых удалось склонить на сторону политических заключенных, изготовлены ключи от камер. В письме указывалось, что после полуночи сначала будут даны сигналы светом лампы, а затем открыты двери камер.

Из нашей группы «Террор» тайно через надзирателя Гардта передали в тюрьму записку о том, что краснозеленые будут в услрвленном месте ждать сигнала.

Партизаны под командованием Александра Стаценко почти до утра пробыли у тюремных стен, но сигнала не последовало. Пришлось ни с чем вернуться обратно.

19 февраля из тюрьмы получили еще одно письмо. Узники писали, что к одной камере не подошли ключи и побег отложили до ночи с 20 на 21 февраля.

И опять в условленное время партизаны подошли к тюрьме. Мне хорошо запомнилась эта ночь. Мое сердце учащенно билось. Была у меня для волнения и особая причина. Там, за тюремными стенами, измученный пытками белобандитов генерала Алексеева находился мой отец Федор Акименко, доставленный из анапской тюрьмы. Белогвардейцы усиленно охраняли тюрьму, превратив ее в настоящую крепость. Здание окружили двумя рядами колючей проволоки, кроме внутренней охраны выставили многочисленную наружную. У входа в тюрьму — два ручных пулемета.
79

...Глухая ночь. По небу ползут темные тучи, гонимые колючим ветром. Медленно тянется время. Но вот, наконец, долгожданный сигнал! Час освобождения узников близок. Однако предстоит еще трудная задача — вывести из тюрьмы всех заключенных за колючую проволоку без шума, без единого выстрела, чтобы не поднять войска новороссийского гарнизона...

Заключенные действовали по намеченному плану. Илья Савченко, Никифор Бондаренко и другие политические, пользовавшиеся правом свободного хождения по тюремным помещениям,— их администрация привлекала к выполнению разных работ — ворвались в тюремную контору. Там на скамьях и столах спали помощник начальника тюрьмы и надзиратели. Проснувшись от шума, помощник начальника бросился к телефону. Но было поздно: сильные пальцы Савченко сдавили ему горло. Другие расправились с надзирателями. С добытым оружием узники проникли в караульное помещение. Сонные солдаты повскакивали с коек, но их тут же разоружили и увели в камеру, где посадили под замок.

Под угрозой расстрела на месте начальника караула заставили снять посты наружной охраны. В первую очередь были сняты офицеры и солдаты, находившиеся у пулеметов при входе в тюрьму. А затем Савченко и другие товарищи вместе с вошедшими на территорию тюрьмы краснозелеными, все так же угрожая начальнику караула, сняли остальную наружную охрану. К белогвардейским охранникам был приставлен надёжный караул партизан.

И вот распахнулись двери камер. Словно порыв вихря пронесся по тюремным коридорам. Заключенные двинулись к широко раскрытым воротам. Увидев партизан, бросились их обнимать. На глазах — слезы радости.
     — Свобода, товарищи! Пришла наконец свобода!

Из тюрьмы партизанами были освобождены все политические заключенные, до пятисот человек. Свыше четырехсот ушли с нами в горы.

В качестве трофеев мы захватили два английских дисковых ручных пулемета, тюремную кассу, материал из портняжной мастерской.

Краснозеленые вместе с освобожденными из тюрьмы уходили в горы. Больных несли на одеялах.
Это была незабываемая, радостная ночь.

80

...Дул влажный морской ветер. Небо низким пологом висело над грязной, неприглядной землей. Не на долгое время показывалась луна и снова пряталась в черных, низко висящих над землей облаках. Сырая, беззвездная зимняя ночь. Небольшой отряд из нашей партизанской группы «Террор» в конном и пешем строю скрытно продвигался к Новороссийску.

Среди десятка кавалеристов со мной рядом ехал одолеваемый дремотой партизан Петр Громов. Он оживился лишь тогда, когда стали явственно различаться огни стоящих в порту пароходов.
     — Вот сейчас там катавасия! Буржуи с награбленным добром, как крысы с тонущего корабля, драпают в Турцию.
     — Да, Петя! Черт их задери, жаль и очень жаль только одного,— со вздохом заметил я.
      — Чего же тебе жаль?
     — Жаль, что нет у нас ни одной пушки. Хорошо бы эту знать российскую окунуть в море.

Наша разведка накануне установила, где находится белогвардейская гауптвахта. Разведчик Николай Дыркач случайно разговорился с двумя белогвардейскими солдатами, назначенными за какую-то провинность работать у ворот. Угостив их табачком, он спросил:
      — Что за помещение?
      — Гауптвахта... Доводилось когда-нибудь сидеть под арестом?
     — Ну как же, бывало...
     — Что нового слышно? Мы вот с дружком здесь восемь деньков.
Дыркач им в ответ:
     — Плохи дела Деникина, белые бегут, бои идут под Екатеринодаром, не знаю, ребята, что дальше будет. Спрашиваешь, что будет,— отозвался один из солдат.
     — Конец пришел кадетам! Вот что. Довоевались! Хоть бы скорее красные пришли, закончить войну, да и по домам...
     — А ты что, не служишь? — спросил второй солдат.
     — Я, братцы, уже отслужился: весь в дырках... А как же это вас понять, служите белым, а ждете красных?
      — Как хочешь, так и понимай. У наших солдат одно настроение : бросить все и куда-нибудь податься.
      — Ну что ж, если есть такое желание, можно вам помочь... Много вас?      — Человек тридцать с лишним.
      — Эй, вы, чего бросили работу, давай за дело, а то начальство скоро придет! — крикнул со двора часовой.
81
      — Ну, я пошел,— сказал Дыркач.
      — Так ты, браток, нас не забудь.

...И вот группа партизан под покровом ночи вышла к окраине города. Кавалеристы остались здесь на случай, если понадобится прикрыть отход, а пешие, по четверо в ряд, с винтовками на плечах под командованием Николая Мищенко двинулись к гауптвахте. Вел их Дыркач.

Недалеко от гауптвахты отряд остановился. Дыркач и партизан Кудряшов отделились от группы и исчезли в темноте. Нужно было разведать обстановку. Вскоре Кудряшов вернулся и доложил обо всем, что узнал, командиру, второй разведчик остался у здания гауптвахты продолжать наблюдение.

Партизаны бесшумно сняли часового, внезапно ввалились в караульное помещение, обезоружили сонную стражу.

Находившиеся под арестом 35 солдат были рады прибывшим им на выручку и дружно заявили, что не хотят больше служить Деникину и желают уйти вместе с партизанами в горы.

Наша партизанская группа часто вступала в стычки с отрядами марковских, дроздовских и других белогвардейских дивизий на лесных дорогах, особенно на дороге Абрау-Дюрсо — Новороссийск. Краснозеленые встречали идущие из Абрау- Дюрсо подводы и отбирали награбленное. Тогда белогвардейцы стали направлять подводы в сопровождении охраны из пяти — десяти солдат. Мы нападали и на них.

Однажды белогвардейцы мобилизовали у населения большое число подвод, нагрузили их вином и под сильной охраной пытались доставить его в Новороссийск. Об этом разбое местные крестьяне сообщили нам.

На выгодном участке дороги партизаны устроили засаду. И когда подводы проходили мимо, внезапно напали на охранников, окружили, их. Около десятка белоказаков было уничтожено, остальные сдались в плен.

Белогвардейцев мы били не только на дорогах, но и в самом поселке Абрау-Дюрсо. Белые вынуждены были увеличить свой гарнизон.

...Стоял морозный день. У горных вершин шумел лес, раскачиваемый налетавшими временами мощными порывами ветра с моря. Группа краснозеленых под командованием бывшего рабочего из Абрау-Дюрсо Филиппа Алексеевича Панченко готовилась к дерзкому налету на белогвардейский гарнизон в поселке.
82

В группу входили три брата Филиппа Панченко — Петр, Павел и Владимир, Абрам Герасименко, Андрей Иващенко, Павел Спиридонов и другие партизаны.

Перед операцией Филипп Алексеевич собрал смельчаков, проверил, все ли готово к бою.
      — Идем на опасное дело,— коротко сказал он. Нас всего десять человек, а беляков сто с лишним.
С минуту помолчал и добавил:
      — Ну как, справимся?

Филипп Алексеевич вопросительно прищурил глаза. На его лице чуть заметно в уголках губ притаилась улыбка.
      — Какое может быть сомнение? Справимся, раз взялись за дело! — ответил за всех Павел Спиридонов.
      — А теперь, товарищи,— снова заговорил Филипп Алексеевич,— я вас и ознакомлю с окончательным планом. Мы переоденемся в белогвардейское обмундирование и в десять часов утра на подводах отправимся в Абрау-Дюрсо...

Дорогой Панченко предупредил:
      — В случае встречи в пути с беляками, на все вопросы отвечаю я. Помните, мы из Ставропольского полка, едем за вином.

Ветер согнал с мутного неба пелену. Небо прояснилось, проглянуло бледное, негреющее солнце. Потянулись знакомые места. Вот в стороне в позолоте солнечных лучей сияет зажатое между гор сказочной красоты озеро. Въехали в поселок без приключений. Но вот беда: местные жители стали узнавать партизан. Они с недоумением поглядывают на них, на их одежду. А попавшаяся на глаза мать партизана Абрама Герасименко ударилась в слезы:
      — Что вы делаете? Вас кучка, а деникинцев целая сотня.

Пока Панченко успокаивал женщину, к нему подошел один из рабочих с завода Абрау-Дюрсо и протянул записку. Филипп Алексеевич стал читать: «В казарме несколько человек, остальные на окраине поселка заготавливают дрова. Оружие в пирамидах...»
      — Ну что ж, ребята, нам повезло,— сказал командир.— Приступим к делу.

Партизаны устремились к гарнизонной казарме. Филипп Алексеевич спросил дежурного, где начальник гарнизона.
      — Его благородие, начальник гарнизона у себя дома, справляет именины,— доложил тот.
      — Плохо службу несете!

Краснозеленые встали у пирамид с оружием, другие быстро согнали безоружных солдат, находившихся на улице. Белогвардейские солдаты были так ошеломлены, что не оказали никакого сопротивления.
83
Их построили в шеренгу, Панченко предупредил:
      — Если будете вести себя спокойно, мы вас не тронем.

Оружие быстро погрузили на подводу. Смельчаки с богатыми трофеями вернулись в горы...

М. Г. Бобрук,
П. М. Пушнов,
И. Ф. Ткаченко,
Д. В. Лискевич

С оружием в руках

Как все начиналось

В Геленджикский подпольный комитет РКП(б) входили У. А. Бобрук, М. Г. Бобрук, И. М. Литвинов, И. М. Федюкевич и другие.

Прежде всего комитет развернул работу среди рабочих цементного завода, призывая их к партизанской борьбе с деникинцами. И передовые рабочие откликнулись на призыв, стали уходить в партизаны.

Первыми покинули свои семьи и взялись за оружие Е. Бедный, И. Казимирчук, И. Соколов, И. Ткаченко и Р. Шаблин. Они собрались в доме Казимира Яковлевича Дульчевского, который жил на хуторе вблизи гор. Рискуя своей жизнью, жизнью жены и пятерых детей, Дульчевский превратил свой дом в базу партизанской группы. Он сам и его старшие сыновья — восемнадцатилетний Антон и шестнадцатилетний Василий — стали активными партизанами. Два младших сына Иван и Казимир и дочь Аня выполняли роль связных-развед- чиков. Они рассказывали партизанам, что происходит в городе и в селах. Хозяйка дома, когда наша группа находилась на хуторе, чинила и стирала белье, готовила для партизан пищу. Мы все любовно называли ее нашей «партизанской матерью».

Вскоре к нашей группе присоединились рабочие со станции Тоннельной: И. Бобрук, М. Насенников, 3. Тарасёвич. Их провел через горы доверенный Геленджикского подпольного комитета Павел Матвеевич Пушнов. Он предложил объединить партизан в одну группу. Все согласились и избрали Пушнова сво-; им командиром. Вслед за рабочими из Тоннельной к нашей группе примкнули два моряка с линкора «Свободная Россия».
84

По предложению того же Пушнова партизаны ушли в горы, чтобы, обосновавшись там, начать активные действия против белогвардейцев. Комитет выдал группе 18 винтовок, хранившихся на усадьбе Федюкевича.

Так образовалась первая группа геленджикских партизан. Уже осенью 1918 года она провела несколько боевых операций. Группа совершила налет на дачу Бигарова, которую деникинцы превратили в сборный пункт мобилизованных в свою армию жителей села Кабардинка. Партизаны обезоружили охрану, освободили около 60 мобилизованных. Многие из освобожденных ушли с нами в горы. Партизанская группа значительно увеличилась...

Комитету стало известно, что на Лысых горах находится много мужчин призывного возраста, уклоняющихся от мобилизации. Установить с ними связь отправились Пушнов и Соколов. Как потом мы узнали, это была уже неплохо организованная партизанская группа. И вот когда наши посланцы появились на Лысых горах, партизаны приняли их за белогвардейских агентов и решили расстрелять. Краснозеленым партизанам Пушнову и Соколову пришлось ночью бежать... из лагеря партизан.

А еще позже нам стало известно о существовании еще одной геленджикской группы партизан, состоявшей преимущественно из местных жителей.

Связь с обеими этими группами нам помог установить представитель новороссийского большевистского подполья М. И. Воронков. Лысогорскую группу партизан мы назвали третьей, Геленджикскую — второй.

Друзья и враги

Изо дня в день ширилось партизанское движение в Причерноморье.
Для борьбы с партизанами деникинцы создали в Геленджике контрразведку. Ее возглавлял белогвардейский офицер, сын местной помещицы, Б. Ю. Фирсов. Он формировал специальные карательные отряды и вербовал агентуру.

На наше счастье, в этой контрразведке работал писарем штабс-капитан Владимир Попов. Не желая воевать против красных и сочувствуя Советской власти, он скрыл свой воинский чин и был принят на службу в белогвардейскую контрразведку простым писарем. Попов вскоре установил связь с подпольщиком Иваном Демьяненко и через него информировал Геленджикский комитет обо всех делах контрразведки.
85

В начале 1919 года мы получили от Попова сообщение, что Фирсов предложил крестьянину Кислякову, проживавшему на Тонком Мысу, должность урядника. С согласия партизан Кис- ляков занял эту должность и в течение трех месяцев поддерживал с нашей группой связь, передавая важные сведения. Но оказалось, что Кисляков был двойником-провокатором. Как мы потом установили, он передал начальнику контрразведки список наиболее активных боевых товарищей. За их поимку были назначены крупные денежные суммы: за голову командира нашей группы Пушнова —10 тысяч рублей, а за таких отважных партизан, как Бедный, Соколов и Ткаченко,— по 5 тысяч рублей, за рядового партизана — полторы-две тысячи рублей.

Партизаны приговорили предателя к смертной казни. Кем- то предупрежденный Кисляков узнал о нашем приговоре и перестал приходить на явку. Тогда организовали засаду у его дома. Предатель был захвачен группой во главе с Ткаченко. Кислякова привели в горы. Там он признался в своих преступлениях. Смертный приговор тут же привели в исполнение.

Вскоре Попов сообщил через Демьяненко, что на место Кислякова завербован другой местный житель — Н. Рагулин. Партизаны решили ликвидировать и этого предателя. Привести приговор в исполнение поручили Пушнову, Лавриненко и Бук- рею. На территории цементного завода Рагулин попал в руки партизан. Его подвели к глубокому оврагу, чтобы расстрелять, но предатель успел, опередив на мгновение выстрел, броситься с обрыва. Он упал на сучья дерева, росшего на дне оврага. Ему удалось уйти. Осенью 1919 года в геленджикской контрразведке появился опытный и жестокий каратель Бородавка. Партизаны и ему вынесли смертный приговор. Но поймать его в то время не удалось. Лишь после гражданской войны он был разоблачен и понес заслуженную кару.

Много помог партизанам урядник одного из хуторов Солодов. В частности, рискуя собственной жизнью, он спас от неминуемой гибели одного из авторов настоящих воспоминаний, члена Гелекджикского подпольного комитета — Марию Георгиевну Бобрук. А случилось это так. Контрразведка установила, что Бобрук связана с партизанами, что она снабжает их хлебом из пекарни рабочего кооператива цементного завода, которой заведовала. Марию Георгиевну решили арестовать. Узнав об этом, Солодов успел буквально за несколько минут до прихода контрразведчиков предупредить Бобрук об опасности. Захватив двухлетнего ребенка, она покинула свой дом и
86
ушла к своему свекру У. А. Бобруку, тоже члену подпольного комитета. Комитет снабдил М. Г. Бобрук деньгами и с надежными людьми переправил в Новороссийск.

Но, конечно, не всегда нашим друзьям и помощникам удавалось предупреждать нас об опасности. Немало было случаев, когда партизаны и подпольщики попадали в белогвардейские засады. Расскажем лишь об одном из них.

Однажды ночью партизан И. 3. Соколов пришел в свой дом, чтобы сменить белье. Едва он переступил порог, как на него набросились поджидавшие контрразведчики. Но Соколов не растерялся. Он выбил оконную раму и, выпрыгнув из окна, скрылся. Каратели выместили злобу на жене Соколова. Они до полусмерти избили ее шомполами.

Дерзкие налеты

В связи с быстрым ростом численного состава 1-й Геленджикской партизанской группы снабжение ее превратилось в острую проблему. Своих заранее подготовленных баз у партизан, разумеется, не было, нужно было снабжаться за счет белогвардейцев.

По указанию Геленджикского подпольного комитета при первой группе был создан небольшой отряд из нескольких отважных партизан. В него вошли Е. Бедный, И. Бобрук, Г. Макаревич, И. Ткаченко и другие. Отряд совершал дерзкие налеты на белогвардейские обозы, склады, небольшие гарнизоны. Выдающейся храбростью и находчивостью отличался партизан Макаревич. Он в течение года уничтожил до 30 белогвардейских офицеров. В результате налетов у партизан появились не только пистолеты и винтовки, но и пулеметы и даже пушки. Продовольствием и одеждой нас, кроме того, снабжали местные жители, с которыми мы поддерживали постоянную связь.

Геленджикские партизаны действовали совместно с новороссийскими партизанскими группами. Все группы, как геленджикские, так и новороссийские, подчинялись военно-революционному штабу Северо-Кавказского подпольного партийного комитета. У наших партизан бывали председатель комитета В. Ф. Черный, секретарь Н. А. Пшеничный, начальник штаба М. Маслиев и другие, помогая нам еще шире развертывать боевую работу.

Лето и осень 1919 года были для партизан Черноморья ИСРС- лючительно трудными. Армия Деникина продвигалась к Москве. Военные успехи белогвардейцев, разгул кровавого террора в деникинском тылу могли отрицательно сказаться на ка-
87
строениях не только населения, но и какой-то части партизан. Поэтому большевики Новороссийска и Геленджика вели усиленную массово-политическую работу среди партизан, местного населения и, рискуя жизнью, среди белогвардейских солдат. Работа велась под лозунгом нашей партии: «Все на борьбу с Деникиным!» Большевики поднимали боевой дух партизан, вселяли веру в конечную победу нашего правого дела, и во многом этой работой можно объяснить, что боевая деятельность партизан не только не ослабла, а, наоборот, резко усилилась. Об этом свидетельствуют многочисленные факты.

В середине 1919 года 3-я Лысогорская партизанская группа, которой командовал В. Шендеров, вступила в бой с многочисленным карательным отрядом и разгромила его. На поле боя осталось 120 трупов вражеских солдат и офицеров. Партизаны же не потеряли ни одного человека. В это же время партизаны Кабардинки под командованием В. Лысакова совершили дерзкий налет на лагерь в районе станицы Неберджаевской, где деникинцы содержали заключенных, и освободили из него около 600 человек.

В начале августа командование 1-й партизанской группы получило от нашего агента, штабс-капитана Попова, сообщение о том, что некий барон фон Ренгентен решил внести свою лепту в разгром партизанского движения. Для достижения этой цели он испросил у начальника геленджикской контрразведки отряд из 300 хорошо вооруженных карателей.

Такой отряд Ренгентену дали, и барон повел его в Адырбе- евку, чтобы разгромить главную базу партизан. Но новоявленный усмиритель не добрался до Адырбеевки, его отряд в пути попал в засаду краснозеленых и был разгромлен.

Вскоре после этого белогвардейцы сформировали новый карательный отряд численностью 270 человек, на этот раз только из казаков. Командовал отрядом известный населению кара- тель-садист Бойко. И этот «воитель» предпринимал многочисленные попытки захватить Адырбеевку, отмечая путь своего отряда пожарами, виселицами, массовыми расстрелами ни в чем не повинных людей. Каратели Бойко сожгли хутора Молдаванка и Папайка. Но им только раз удалось ворваться в Адырбеевку, когда партизан там не было. Каратели выместили злобу на местном мельнике: они разграбили его имущество, а самого расстреляли за помощь партизанам.

Поздней осенью 1919 года, когда Красная Армия перешла в контрнаступление и, нанося деникинской армии сокрушительные удары, гнала ее на юг, партизанское движение на Кубани и на Черноморском побережье представляло огромную,хорошо организованную силу, способную решать большие и сложные боевые задачи.
88

В первых числах января 1920 года наше партизанское командование решило провести операцию по разгрому сильного белогвардейского гарнизона в Геленджике. Ее руководителем назначили одного из самых отважных наших бойцов — Георгия Гринченко. Атака партизан на город была столь стремительной, что яростное сопротивление белых, несмотря на их превосходство в силах, не помогло им. В бою в руки партизан попал полковник из деникинской контрразведки с личной охраной из 12 человек. Полковник был тут же расстрелян. В казачьих казармах из-под нар партизаны вытащили трясущегося от страха геленджикского попа, вооруженного пистолетом. Жители потом рассказывали, что этот служитель церкви в своих «проповедях» проклинал и предавал «анафеме» не только большевиков и партизан, но и их «плод во чреве матери». И поп получил соответствующее возмездие.

Поставленная цель была достигнута. Захватив большое количество оружия, боеприпасов, продовольствия и медикаментов, партизаны покинули город и ушли на свои базы в горы.

В ходе жаркого боя на улицах Геленджика партизаны потеряли многих своих боевых товарищей. Пал смертью героя и храбрый командир Георгий Гринченко. Мы очень переживали его гибель. Не только в этой, но и во всех других операциях, в которых участвовал Гринченко, он показал себя бесстрашным партизаном. Его именем названа одна из улиц в Геленджике.

После геленджикской операции партизаны 1-й группы совершили новые налеты на гарнизоны Кабардинки и станицы Шапсугской.

Срыв мобилизаций

За время диктатуры Деникина белогвардейцы провели четыре мобилизации в свою армию. И только во время первой, которая была объявлена в начале сентября 1918 года, деникинцам до некоторой степени удалось пополнить свою армию за счет местного населения. Это произошло потому, что тогда люди еще не успели в полной мере убедиться, что несет им деникинщина, большевистские же организации только начинали развертывать разъяснительную работу, партизанское движение было в зачаточном состоянии.

Зато все последующие мобилизации белогвардейцы проводили только насильственно, при помощи облав. Большевики-подпольщики и партизаны считали срыв мобилизаций в деникинскую армию одной из главных своих задач.
89

Путей, которые вели к достижению этой цели, было много. Вот, например, как была сорвана последняя мобилизация, которая проводилась в конце декабря 1919 года

. При помощи облав белые собрали в Геленджике и окрестных селениях около 400 человек. В тот день, когда колонну мобилизованных в сопровождении сильного конвоя гнали из Геленджика в Новороссийск, в селе Марьина Роща случайно оказалась небольшая группа партизан. Их было всего 11. Партизаны пришли в Марьину Рощу за хлебом, но от местных жителей узнали, что скоро через село должна проследовать колонна мобилизованных. Старший группы партизан И. Ф. Ткаченко принял решение: послать одного бойца с донесением командиру группы, а с остальными попытаться освободить мобилизованных.

Чтобы создать впечатление многочисленной группы в момент нападения на конвой, партизаны договорились с местными жителями, что те из них, у кого есть охотничьи ружья, тоже откроют огонь по конвоирам в хвосте колонны.

Сами партизаны заняли выгодную позицию на крутом повороте дороги, тщательно замаскировались и стали ожидать появления колонны.

Вскоре показалась колонна, и, когда голова ее вплотную приблизилась к позиции партизан, а хвост только что миновал село, грянули выстрелы в начале и конце ее. Мобилизованные, воспользовавшись замешательством конвоиров, стали разбегаться в разные стороны...

Однако белые скоро поняли, что дело имеют с горсткой храбрецов. Они открыли огонь по партизанам. Завязался жаркий бой. В этом неравном бою партизаны потеряли своего товарища М. А. Казимирчука.

Командование Краснозеленой армии поставило перед 1-й партизанской группой важную и сложную задачу — разрушить линию телефонно-телеграфной связи между Кабардинкой и Геленджиком.

Прежде чем приступить к ее выполнению, командование группы решило провести ночной налет на белогвардейский гарнизон в селении Тонкий Мыс. Главной целые этой операции был захват оружия, боеприпасов и продовольствия. Необходимо было вооружить освобожденных бывших мобилизованных, так как они пришли к партизанам без оружия.

Эта одна из самых дерзких и удачных операций была блестяще проведена под командованием В. Г. Лысакова, отличавшегося
90
большой личной храбростью и хорошим знанием военного дела. Белогвардейцы были застигнуты врасплох и разгромлены. Партизаны захватили богатые трофеи и без потерь возвратились на базу.

Освобождение Геленджика

Начало 1920 года было ознаменовано блестящими победами Красной Армии на фронте и партизан Кубани и Черноморья в тылу.

Мы все гордились и радовались боевым успехам наших соседей— партизан Тамани и Сочинского округа. Партизаны Тамани своими силами до прихода частей Красной Армии освободили Темрюк, значительную часть полуострова, а сочинцы заняли Адлер, Хосту, Лоо, Дагомыс, Головинку и Сочи.

Наша краснозеленая армия также готовилась к решительным боям. Ее командование разработало план операции по освобождению Геленджика. Всем партизанским группам было приказано сосредоточиться в Широкой Щели. Сюда же прибыл «железный батальон» во главе с командующим армией П. Мо- ренцом. Здесь партизанская армия была реорганизована: группы стали называться батальонами. За ними сохранялась прежняя нумерация групп. Например, наша группа стала 1-м батальоном, командиром его остался П. М. Пушнов, а комиссаром — Пашет.

По плану операции наш 1-й батальон с приданной ему горной пушкой должен был прибыть из Широкой Щели в район Марьиной Рощи и оттуда по сигналу начать наступление на Геленджик. Другие подразделения краснозеленой армии должны были атаковать Геленджик с юго-востока. Командовал операцией П. Моренец.

Сигналом к началу общего штурма должен был послужить выстрел из пушки на юго-восточной окраине Геленджика. Переход нашего батальона по бездорожью через горный хребет был сопряжен с огромными трудностями. Пушку партизанам пришлось поднимать и спускать по крутому склону с перевала на руках. Но вот трудности перехода позади. Батальон своевременно занял исходные позиции и ждал сигнала начала штурма. Однако в назначенное время сигнала не последовало. Как оказалось, главные силы армии подошли к своим исходным позициям с опозданием на 40 минут. 1-й батальон без сигнала, но в точно условленное время перешел в наступление.
91
Он натолкнулся на ожесточенное сопротивление белогвардейского гарнизона. Партизаны не сдержали напора превосходящих сил врага и вынуждены были отступить на территорию цементного завода. А в это время был дан сигнал к началу общего штурма.

Получилось хотя не совсем^по плану, но в общем удачно. Главные силы партизанской армии нанесли неожиданный сильный удар по тылу врага и ворвались в город.

Белогвардейцы, поддерживаемые огнем двух эсминцев, находившихся в бухте, упорно отбивались. Однако сдержать героический натиск партизан они не смогли и в панике покинули Геленджик. Деникинцы отступили к Новороссийску.

Батальон преследовал белогвардейцев до самой Кабардинки. А там врага встретили кабардинские партизаны во главе с В. Г. Лысаковым, которые успели подорвать все мосты на шоссейной дороге. Деникинские вояки под угрозой полного уничтожения вынуждены были бросить броневики, пушки и обозы. В руки партизан попали богатейшие трофеи, в том числе два исправных броневика «Генерал Корнилов» и «Генерал Юденич».

15 марта 1920 года над Геленджиком снова взвилось Красное знамя свободы.

Освобождение Геленджика не означало окончания боевых действий партизан. Под сокрушительными ударами Красной Армии остатки разгромленных деникинцев отходили к побережью Черного моря. Одна часть белогвардейских войск устремилась к Новороссийску, чтобы погрузиться на корабли и уйти за границу, другая — по Сухумскому шоссе в меньшевистскую Грузию. Командование Красной Армии поставило перед партизанами задачу — преградить белогвардейцам путь к бегству.

Наш 1-й батальон занял выгодную позицию на склонах гор между Кабардинкой и Новороссийском, а на 20-м километре Новороссийского шоссе выставил сильный заслон.

Белогвардейцы предприняли отчаянные попытки прорваться в Грузию. Но добиться этого им не удалось. Тысячи солдат и офицеров деникинской армии вынуждены были сложить оружие и сдаться в плен. Так бесславно закончила свой кровавый поход деникинская армия — оплот контрреволюции.

После освобождения Новороссийска 27 марта 1920 года многие партизаны влились в ряды Красной Армии. В Кабардинке был оставлен военный гарнизон. Его начальником назначили одного из зачинателей партизанского движения на Черноморском побережье, опытного командира — В. Г. Лысакова.
92

Когда оставались считанные дни до окончательного разгрома Деникина, в горы к партизанам пришла печальная весть о гибели Владимира Попова, так много сделавшего для подпольщиков и партизан. Руководство геленджикской контрразведки, где служил Попов, разъяренное многочисленными провалами, догадалось, что кто-то из их сотрудников связан с партизанами. Подозрение пало на Попова.

О гибели Владимира Попова существуют две версии. Согласно одной, он покончил с собой, убив перед этим двух офицеров, пришедших арестовать его. По другой версии — Попова застрелил офицер контрразведки Яков Фукс. Никто из партизан нашей группы, кроме ранее погибшего Ивана Демьяненко, не знал лично бывшего штабс-капитана Попова, хотя тот и являлся жителем Геленджика. Но все мы были твердо уверены, что нам помогает убежденный и испытанный революционер, и умереть он мог только смертью героя.

Улицы и площади Геленджика обильно политы кровью борцов за Советскую власть. Павшие в боях похоронены на Лермонтовском бульваре в братской могиле, над которой воздвигнут памятник. На этом памятнике начертаны и имена Г. Гринченко, Г. Рузавина, М. Казимирчука.

Долгий, трудный и героический путь борьбы за светлое будущее прошли большевики-подпольщики и партизаны Кубани и Черноморья. Им пришлось пережить много лишений и испытаний, радостей и огорчений. Но они непоколебимо верили в бессмертные идеи Ленина, боролись за их торжество и победили.

Действия отряда «Гром и молния»

Этот отряд был организован в ноябре 1918 года красногвардейцами В. Е. Пресняковым, А. Г. Климовым и Ф. Н. Зеленским, оказавшимися на территории, занятой белыми. Отряд базировался на хуторе Карасу-Базар Абинского района, ныне Краснодарского края. Командиром отряда стал Пресняков, а заместителем и начальником разведки — Климов.

_______________________
¹ М. М. Репетун являлся уполномоченным Северо-Кавказского подпольного комитета в отряде «Гром и молния».— Сост.
93

В Абинском районе партизаны создали хорошую осведомительную сеть, явочные квартиры, квартиры-убежища и подпольную партийную организацию, которую возглавил Д. Я. Ермоленко. Смело, с постоянным риском для жизни успешно работали подпольщики-разведчики Г. Гнилецкий, К. Юхнова, С. Рубайлова, М. Березовская, Г. Кириченко, К. Н. Ермоленко и другие.

Связной и хозяйкой явочной квартиры была М. Я. Ермоленко. Она имела постоянную связь с Северо-Кавказским подпольным комитетом и успешно выполняла боевые задания.
Деятельность партизанского отряда «Гром и молния» яркой страницей вошла в историю борьбы с белогвардейцами на Северном Кавказе.

Вот лишь некоторые ее эпизоды.

Группа палачей — начальник гарнизона станции Абинской И. Сапун, его подручные И. Куличковский и И. Гладкий — терроризировали население района, занимались грабежами, насилиями, арестовали и подвергли пыткам многих членов семей красноармейцев, некоторых казнили.

В ответ на бесчинства и террор А. Г. Климов по решению партизан отряда в марте 1919 года уничтожил главного палача — начальника гарнизона И. Сапуна.

Летом 1919 года, когда Добровольческая армия начала поход на Москву, Северо-Кавказский краевой подпольный комитет, делом откликаясь на призыв партии «Все на борьбу с Деникиным!», поднял всю нашу партизанскую армию на борьбу с белогвардейцами. Активно в нее включился и отряд «Гром и молния». В июле группа партизан, в которую входили В. Пресняков и Т. Братков, долго охотилась за новым начальником гарнизона Пеньтием и атаманом станицы Абинской Компанкй- цем, которые жестоко расправлялись с каждым, заподозренным в сочувствии Советской власти. Наконец им удалось поймать и уничтожить этих врагов трудового народа.

Активные действия партизан не могли не встревожить белых. Для охраны железнодорожной линии Новороссийск — Екатеринодар деникинское командование выделило шесть бронепоездов, которые непрерывно курсировали по железной дороге. Белые значительно увеличили численность гарнизонов в населенных пунктах, усилили охрану мостов. Но очень скоро Деникин убедился, что всего этого недостаточно. Тогда пришлось снять с фронта группу войск численностью до 7 тысяч
94
штыков под командованием генерала Добровольского, которому было приказано ликвидировать партизан. Добровольский направил против партизан несколько карательных отрядов, но часть их партизаны разгромили, а часть уничтожили.

В сентябре 1919 года объединенными силами отрядов «Гром и молния», 1-го и 2-го геленджикских под командованием Преснякова был успешно совершен налет на станцию Абин- ская. Партизаны обезоружили охрану вокзала, захватили большое количество оружия, боеприпасов, гужевой транспорт атамана станицы, а на мельнице и маслозаводе — много продуктов питания.

В декабре разведчики отряда «Гром и молния» под командованием А. Г. Климова под станицей Баканская пустили под откос один из шести белогвардейских бронепоездов — «Офицер № 1». Чуть позже такая же участь постигла еще один бронепоезд — «На Москву».

Так действовал партизанский отряд «Гром и молния» на протяжении всего 1919 года. Специально остановлюсь еще на двух примечательных операциях этого отряда.

Встреча заморских гостей

Наши разведчики действовали в портах Азовского и Черного морей, на станциях железной дороги, во многих подразделениях белой армии. Даже в главном штабе, в оперативном отделе находился наш разведчик Валентин Борисов, служивший писарем.

В один из декабрьских дней 1919 года Борисов сообщил Северо-Кавказскому подпольному комитету, что 21—22 числа ожидается прибытие в Новороссийск английской миссии для переговоров с Деникиным. Почти одновременно подпольщики из екатеринодарской железнодорожной партийной ячейки донесли, что срочно приводится в порядок и готовится к отправлению в путь лучший пассажирский состав с салон-вагонами для какой-то иностранной делегации. Состав должен вести паровоз № 262.

Северо-Кавказский подпольный комитет срочно вызвал в Екатеринодар руководителя партийной ячейки партизанского отряда «Гром и молния» Д. Я. Ермоленко. Ему было приказано нс медленно вернуться в свой отряд, выбрать участок железной дороги, соответствующим образом подготовиться и по-своему, по-партизански, встретить заморских гостей Деникина. Операция была намечена на 24 декабря.Железнодорожники помогли Ермоленко выехать из Екатеринодара с первым отходящим поездом.
95

Возвратившись в отряд, Ермоленко информировал командование о предстоящей операции. Командир отряда Пресняков и начальник разведки Климов спешно подобрали сильную, хорошо вооруженную ударную группу. Поскольку железная дорога от Новороссийска до Екатеринодара охранялась бронепоездами, партизаны учли в своем плане и это обстоятельство.

Пришло время начинать операцию. Погода стояла холодная, местами лежал глубокий снег. Партизаны по бездорожью преодолели тяжелый путь. Вышли на железнодорожную линию между станциями Абинская и Крымская и здесь устроили засаду.

...Короткие и быстрые повороты гаечных ключей, удары ломиков — и вот два рельса освобождены от планок и костылей. Разгоряченные тяжелым переходом партизаны теперь мерзли, лежа в засаде, и напряженно вслушивались в каждый звук в ожидании поезда.

Наконец показался долгожданный состав. Машинист, ничего не подозревая, прибавил пару. Все сильнее, все ближе стук колес. Командир отряда подает команду: «Приготовиться к бою!»

Вот и роковое место. Раздался лязг буферов, затем сильный грохот и треск шпал и вагонов. Поезд пошел под откос. Белогвардейцы, кто мог, стали выскакивать из вагонов. Но здесь их встречали партизаны. Они открыли ружейно-пулеметный огонь, а кое-где пустили в ход гранаты.

Белогвардейцы не сразу пришли в себя и только спустя некоторое время стали отстреливаться. В этот момент со стороны станции Крымской послышался шум быстро приближавшегося бронепоезда, который с ходу открыл по партизанам пулеметноорудийный огонь. Пресняков приказал отходить.

Партизаны отступили без потерь. Вскоре прибыл вспомогательный поезд, на который погрузили убитых и раненых, а также оставшихся в живых деникинцев с пущенного под откос состава. Под прикрытием бронепоезда их доставили обратно в Екатеринодар. Вокзал был оцеплен солдатами, гражданских и даже железнодорожников быстро удалили с вокзала, к месту, куда подошел поезд, никого не пустили.

...Подпольщикам железнодорожной партийной ячейки не удалось точно установить потери деникинцев. Но было ясно, что они велики. Позднее разведчик В. С. Борисов из белогвардейского штаба сообщил, что убит полковник, начальник конвоя,а представители английской военной миссии появились в штабе Деникина с забинтованными головами, руками, а некоторые и на костылях.
96

Как был захвачен полковник Сухин

По предательскому доносу провокатора Абросимова-Гвоздева в мае 1919 года белогвардейская контрразведка арестовала ряд подпольщиков в Ростове и Екатеринодарe. Военно-революционный штаб краевого партийного комитета разработал несколько вариантов плана освобождения политзаключенных из тюрем и арестованных. По плану в числе различных других действий намечался регулярный захват в плен атаманов станиц, начальников гарнизонов и командиров воинских'частей. Это позволило бы начать с белогвардейцами переговоры об обмене пленных на арестованных наших товарищей. На совещании в отряде «Гром и молния» было решено захватить начальника гарнизона станицы Крымской и железнодорожного узла матерого белобандита полковника Сухина. Для выполнения этой операции командир отряда Пресняков назначил группу захвата из четырех человек.

В первых числах января 1920 года группа в составе начальника разведки Климова и партизан А. Шулякина, П. Перервы и С. Терлицкого вышла на выполнение операции. По пути следования в Крымскую к ним присоединились скрывавшиеся от репрессий белых Н. Федоренко, Н. Геращенко и Н. Хоменко. Таким образом, состав группы захвата увеличился до семи человек.

Придя в Крымскую, партизаны задержали вестового из штаба белых и тут же допросили его. Тот охотно и подробно рассказал о том, где размещены в станице солдаты гарнизона. Неподалеку находился штаб 4-го Мариупольского гусарского полка имени ее величества императрицы Елизаветы Петровны. К нему и направились партизаны. В штабе горел свет: там еще были люди. Вестовой рассказал, где находится кабинет командира полка.

Партизаны быстро сняли пост, перерезали телефонные провода, выставили свой караул, а затем вошли в помещение. В первой комнате находились трое. Когда партизаны вошли, писари на них не обратили внимания: бойцы были одеты в белогвардейскую форму. Писарей арестовали и передали под охрану наших постовых.
97

Дальше партизаны направились в кабинет полковника. Когда они без разрешения вошли, Сухин начальственным тоном громко спросил:
      — В чем дело, что вам нужно? Кто такие? — и стал открывать ящик письменного стола, где лежал револьвер. Климов скомандовал:
      — Руки вверх! Полковник быстро схватил телефонную трубку, но партизаны его «успокоили»:
      — Телефон не работает. Провода обрезаны. Сопротивление бесполезно.
Полковник понял, что сопротивление действительно было бесполезным, и спросил:
      — Что вам от меня надо?
Климов ответил:
      — Следуйте за нами в партизанский лагерь. Если попытаетесь бежать, будем стрелять без предупреждения. Партизаны обыскали письменные столы и шкафы, забрали документы и карты штаба. Изъяли также пять револьверов, четыре винтовки и несколько комплектов нового офицерского обмундирования. Часть трофеев заставили нести арестованного полковника.

Когда партизаны удалились от Крымской на приличное расстояние, пленных солдат отпустили. Вестовой добровольно остался с группой.

Поздно ночью в гарнизоне станицы Крымской поднялась тревога. Генералу Чеснокову доложили, что вечером на штаб 4-го гусарского полка совершено нападение партизан, захвачен в плен полковник Сухин и несколько солдат, взяты штабные документы, оперативные карты...

Генерал Чесноков сам возглавил усиленный эскадрон, направившийся в погоню за партизанами. Доехав до хутора Шептальского и убедившись в бесполезности дальнейшего преследования, генерал вынужден был ни с чем вернуться обратно в Крымскую.

Быстрая ходьба, да еще с трофейным грузом на плечах, сильно утомила партизан. Климов объявил привал. До партизанской базы было уже не так далеко. Но вдруг с той стороны, где находилась база, послышались раскаты крупного боя. Беспрерывно строчили пулеметы, гремели взрывы гранат, раздавалась частая винтовочная стрельба, а горное эхо значительно усиливало доносившиеся звуки.
98
      — Товарищи, на нашей базе идет бой,— заволновался Климов.— Скорее, поспешим к своим!

Быстрым шагом двинулись вперед. Пока добирались до лагеря, звуки боя затихли. Уже совсем приблизившись к месту лагеря, повстречали шедших навстречу партизан.

Товарищи рассказали, что из станицы Абинской ночью подошел большой карательный отряд. Обнаружив белогвардейцев, партизаны атаковали их. Каратели не ожидали нападения и стали отступать, а затем в панике бежали.

Карателям пытался помочь артиллерийским огнем бронепоезд «Иван Калита», курсировавший по проходившей недалеко железнодорожной линии. Но поскольку бой шел сразу в нескольких местах, то команда бронепоезда не могла определить цели и наугад вела огонь вдоль русла речек Кугафо и Шибик, не нанося урона партизанам.

Командование отряда «Гром и молния» сообщило в военнореволюционный штаб о захвате полковника Сухина, считая возможным обменять его на подпольщиков, томившихся в тюрьме. Но из штаба сообщили, что обмен не состоится: полковник П. Сухин — закоренелый враг Советской власти, лично казнивший многих красноармейцев, в том числе и нескольких партизан отряда «Гром и молния». В отряде состоялся партизанский суд. По приговору революционного суда полковник был расстрелян.

Разложение белой армии

Январь и февраль 1920 года ознаменовались крупными диверсионными операциями партизан отряда «Гром и молния».

Разведчики В. Белый, Т. Братков и С. Андреев взорвали железнодорожный мост на реке Бугундий, в шести километрах от Абинской.

На хуторе Нижняя Ставрополька был разгромлен крупный отряд белогвардейцев, захвачены большой обоз и касса. В этом бою отличились пулеметчики М. А. Ищенко, С. К. Чернега, Б. Губков, И. А. Безуглый, С. Ф. Глущенко, разведчик В. Г. Белый и другие.
Таких примеров можно было бы привести множество.

Стремительное продвижение Красной Армии, боевые действия партизан, а также разногласия между Деникиным и Кубанской казачьей радой расшатывали белогвардейский тыл. Деникинская армия все больше и больше разлагалась. С каждым днем росло дезертирство среди рядового и даже офицерского состава деникинцев. К партизанам стали мелкими груп-
99
пами, а то и целыми отрядами перебегать солдаты белой армии с полным вооружением. Так, подпольщик Г. Гнилецкий из станицы Крымской привел 50 пехотинцев с оружием. Потом в отряд прибыло два эскадрона астраханских казаков во главе с офицером Корягиным, а через день еще один эскадрон при полном вооружении. Немало этому способствовала кропотливая разъяснительная работа подпольщиков.

В начале марта отряд «Гром и молния» занял станицу Шап- сугскую, разоружил гарнизон и захватил большие трофеи. В эту станицу отряд перенес свою базу и отсюда повел наступление на Абинскую. В Абинской было захвачено более 300 подвод, 2 полевых орудия, более 2 тысяч лошадей, врачебный и ветеринарный пункты, взято в плен свыше 70 офицеров, один генерал и 60 человек из команды кавалерийского оркестра. И нужно сказать, что вражеские солдаты, да и офицеры особого сопротивления не оказали.

Деникин и донской атаман Сидорин, бежавший на Кубань после взятия в январе Красной Армией Ростова, эвакуировались из Екатеринодара в Новороссийск под защиту военно-морского флота своих зарубежных хозяев. Немалый интерес представляет такой эпизод. Когда в марте был освобожден партизанами Геленджик, туда прибыл для переговоров английский генерал. Он предложил партизанам прекратить борьбу, создать «Черноморскую республику», в состав которой не вошел бы Новороссийск, так как он является... английской бухтой. Этого нахала партизаны выдворили. Тогда английское командование потребовало от Деникина изгнать партизан из Геленджика.

Выполняя указание своих хозяев, Деникин повел наступление на этот приморский городок. Но партизаны отбросили его войска на 20 километров, до селения Кабардинка. В это время Красная Армия уже вступила в пределы Кубанской области. Вскоре Деникин, видя всю безвыходность положения остатков своей армии, бросил войска на произвол судьбы и на военном корабле бежал в Крым, а оттуда за границу.

Однако в ряде мест белогвардейцы все еще оказывали сопротивление. И снова отряд «Гром и молния» продолжал боевые дела. На станции Абинской был разоружен .третий из шести белогвардейских бронепоездов — «Орел». 22 марта партизаны повели наступление на крупный вражеский отряд в районе станицы Неберджаевской. После десятичасового тяжелого боя Неберджаевская была занята партизанами. В этот же день отряд «Гром и молния» соединился с подошедшими советскими войсками 9-й армии и влился в ее 21-ю дивизию.
100

Так закончил свой боевой путь партизанский отряд «Гром и молния», внесший достойную лепту в освобождение Черноморья от белых банд.

С. В. Расторгуев
На воле и в тюрьме

Организация сил

В черные дни белогвардейского террора рабочие и иногородние крестьяне, революционно настроенные казаки и горцы Майкопа и Майкопского отдела не склонили свои головы перед Деникиным. Вскоре после отступления Красной Армии стали возникать подпольные группы, состоявшие из большевиков и беспартийных трудящихся, а в горах, лесах и плавнях создавались небольшие отряды краснозеленых, преимущественно из красноармейцев, не успевших уйти вместе с советскими частями, насильно мобилизованных станичников, дезертировавших из деникинской армии.

Разобщенность этих групп и отрядов, отсутствие между ними тесной связи и единого руководства, борьба на свой риск и страх нередко приводили к их разгрому и гибели товарищей.

Находившиеся в Майкопе коммунисты И. Гарбузов, П. Крищенко, М. Першин, С. Расторгуев, Я. Сальман, Н. Чекан и М. Чередниченко, тайно собравшись в середине марта 1919 года, обсудили создавшееся положение и наметили пути организации подполья. Они выявили других коммунистов и провели два собрания. На последнем собрании избрали партийную организационную тройку в составе И. Гарбузова, П. Крищенко и меня.

Учитывая, что в существовавших революционных группах преобладали беспартийные, оргтройка решила объединить их под руководством специального комитета, названным нами Комитетом спасения социальной революции на Северном Кавказе. Этот комитет подчинялся партийной оргтройке. Комитет выявлял уже действовавшие, но не связанные между собой революционные группы и возглавил их, связывался со многими отрядами краснозеленых и просто скрывавшимися в горах и лесах бывшими бойцами майкопских революционных полков, советскими работниками и сочувствовавшими Советской власти и приступил к их объединению.
101

В апреле комитет обратился к населению с воззванием. В нем говорилось: «Мы, большевики, вернулись в Майкоп и начали работу по организации революционных сил для борьбы с белогвардейщиной... Рабочие, крестьяне и революционные казаки больше не хотят безропотно терпеть непрерывное издевательство над собою со стороны оголтелой белогвардейщины. Революционные силы растут. Настало время взяться за дело. Большевики создали комитет спасения социальной революции на Северном Кавказе и приступили к организации отрядов краснозеленых.

Цель комитета — объединить все революционные силы и организованно повести борьбу с белыми. Всемерно разрушать тыл белогвардейщины и разлагать ее армию. Всеми средствами ослаблять силы Деникина и Покровского, помогая тем самым Красной Армии скорее разгромить их и ускорить восстановление Советской власти на Северном Кавказе».

Воззвание заканчивалось призывом к населению:

«Помогайте комитету и краснозеленым! Несите им сохранившееся у вас оружие! Идите сами в отряды краснозеленых!.. Крепите революционные силы и ускоряйте освобождение Кубани от белогвардейщины! Активно выполняйте наши призывы!»

Так трудящиеся узнали о существовании комитета. Заговорили о борьбе, об отрядах краснозеленых. Многие городские жители всяческими путями стали передавать в отряды винтовки и патроны, подобранные ими после боев, разыгравшихся на Северном Кавказе осенью 1918 года.

В выявлении спрятанного оружия и отправке его краснозеленым принимали активное участие Тихон Кузнецов, Иван По- рохно, Свиридов, И. Душкин и другие.

Тихон Кузнецов в то время работал старшим артели у подрядчика, занимавшегося заготовкой клепки для бочек. Под видом рабочих, направляющихся на заготовку клепки, Кузнецов, используя полученные у белогвардейцев специальные пропуска, переправлял в отряды краснозеленых скрывавшихся товарищей, обеспечивал их продовольствием. С его же помощью мы доставили партизанам в разобранном виде пулемет, винтовки, берданки, охотничьи ружья, шашки, кинжалы — в общем, все, что могло пригодиться в боевых делах.

Через некоторое время Комрггет спасения социальной революции выпустил специальное обращение к станичникам. Разъяснив антинародную политику Деникина, нарисовав кровавый
102
путь Добровольческой армии, сопровождавшийся виселицами, расстрелами, порками и грабежами, комитет призвал трудовых казаков и иногородних к совместной борьбе против режима произвола и насилия. «Идите в леса и горы, множьте ряды краснозеленых! — говорилось в этом обращении.— Разрушайте тылы белых и укрепляйте революционный фронт!.. Долой деникинщину! Да здравствует Советская власть!»

Подготовка и распространение обращения были приурочены к базарному дню в Майкопе. На базаре наши активисты клали листовки в повозки приехавших из станиц казаков и иногородних.

Обращение, как и первое воззвание к горожанам, имело большое значение. Многие казаки стали активней поддерживать партизан, снабжать их продуктами и сохранившимся у них оружием, а также вступать в ряды краснозеленых.

Неоценимую услугу оказал нам прибывший в Майкоп по заданию Кавказского крайкома партии товарищ Сиуда. Он информировал актив майкопского подполья об июльском письме ЦК РКП(б) «Все на борьбу с Деникиным!» и разъяснил задачи борьбы с белогвардейщиной. Для нас это письмо стало основной и решающей директивой партии.

Вскоре на всем Северном Кавказе, в том числе на Кубани и в Черноморье, партизанское движение приобрело такой размах, что Деникину пришлось помимо отдельных частей выделить целый корпус для борьбы с партизанами, чтобы как-то нейтрализовать их. Но это ему так и не удалось.

С конца 1919 года стали возникать и широко развертывать боевую работу партизанские отряды на территории нынешней Адыгейской автономной области. Отряд в Преображенском районе совершал успешные налеты на подразделения белых. В Тахтамукайском районе действовал крупный отряд под руководством местной большевистской организации.

Аресты. Работа в тюрьме и на воле

Не успели мы, члены оргтройки, как следует развернуть подпольную работу и укрепить организацию, как в мае 1919 года один за другим были арестованы белогвардейским особым отделом. Сначала арестовали И. Гарбузова и П. Крищенко, а немного позже и меня.

Отсидев дней пятнадцать в подвале здания, где помещался особый отдел, после предварительных допросов я был заключен в одиночку майкопской тюрьмы, а через месяц переведенв общую камеру, в которой находилось примерно 50 человек вместо 12—15, на которых она была рассчитана.
103

Здесь я встретил знакомых коммунистов и беспартийных красногвардейцев. Первые несколько дней присматривался к соседям по камере, а они ко мне.

На одной из тюремных прогулок встретил И. Гарбузова и П. Крищенко. Они рассказали мне о положении в тюрьме, о настроениях политзаключенных, тюремном режиме, тюремщиках и об отношении их к политическим заключенным.

Выяснилось, что коммунистов среди заключенных мало. Большинство — это беспартийные работники городских, сельских и станичных Советов, красногвардейцы и красноармейцы, просто сочувствующие Советской власти. Работа среди политзаключенных не налажена, связь с волей отсутствует.

После более тщательного знакомства с политзаключенными мы, члены партийной оргтройки, окружили себя известными нам коммунистами и верными Советской власти беспартийными.

В тюрьме в это время находилось более 150 политических заключенных. Среди них мы стали проводить политическую работу. Помимо бесед во время прогулок и в камерах, выпускали рукописную тюремную газету «Сусанинский листок». Такое наименование газета получила по названию улицы, к которой примыкала тюрьма. Ее редакторами были В. Ефимов и я. Ефимова к этому времени мы ввели в состав оргтройки. В газете рассказывалось о жизни во всех камерах, о положении на фронтах, в Майкопе, станицах и на всей Кубани. Сведения мы брали из белогвардейских газет, которые доходили до нас разными путями, и в нужном нам плане комментировали, а также из бесед заключенных с родственниками во время свиданий. Газета выпускалась в одном экземпляре. Во время прогулок ее передавали из камеры в камеру через проверенных товарищей. Потом газета возвращалась к одному из редакторов, который и уничтожал ее.

В поисках путей связи с волей мы обратили внимание на одного надзирателя, который по-человечески относился к политзаключенным. Уговорили его передавать письма на волю. Сначала письма посылались родственникам и были безобидного содержания, а когда окончательно убедились в лояльности надзирателя, перешли, правда с большой осторожностью, к установлению через него связи с нашими активистами на воле. Мы им сообщали о положении в тюрьме, давали указания о работе среди населения, солдат гарнизона, казаков, приезжавших каждую неделю из станиц в город на базар.
104

Вскоре нам стал помогать также тюремный фельдшер из городской управы С. Н. Сурин, которого знал кое-кто из заключенных. Когда он приходил в тюрьму, мы расспрашивали его о положении на фронте, о настроениях в городе, станицах, аулах. Фельдшер охотно рассказывал обо всем, что ему было известно. Убедившись, что Сурин надежный человек и твердо стоит за Советскую власть, мы посвятили его в подпольные дела и приняли в свою организацию. Через него установили регулярную письменную и особенно устную связь с волей и воли с тюрьмой. Сурин намного облегчил работу и оргтройки и комитета. Отсюда, из тюрьмы, шли на волю и в отряды краснозеленых советы по агитационной работе, посылались для размножения и распространения написанные нами листовки.

Постепенно и с большой осторожностью удалось развернуть агитацию и среди казаков, присылавшихся для охраны тюрьмы. С ними велись беседы во время прогулок. От казаков узнавали, что делается в гарнизоне, каково их настроение, и исподволь направляли их против Деникина.

Политический престиж Деникина и его армии пал так низко, что подавляющее большинство населения Северного Кавказа стало враждебно относиться к ним. Кубанцы, терцы, ставропольцы сотнями и тысячами стали дезертировать из белогвардейской армии. Начались массовые аресты бежавших с фронта. Одних возвращали под конвоем на фронт, других судили, бросали в тюрьмы, приговаривали к смертной казни.

В сентябре в майкопскую тюрьму привели семерых казаков, приговоренных к расстрелу, и посадили в специально отведенную небольшую камеру — камеру смертников, как называли ее политзаключенные.

По поручению оргтройки Гарбузов во время прогулки, проходя мимо этой камеры, шепнул в окно приговоренным, чтобы они защищались и что политзаключенные им помогут.

Товарищи, работавшие в тюремных мастерских, Тыртыш- ный и другие, нашли способ снабдить арестованных железными клиньями, крючками и гвоздями. При помощи этих «орудий» самозащиты смертники по нашему совету наглухо заперли дверь камеры. Ночью пришли палачи. Отперли замки, но дверь открыть не смогли. На помощь им явилась вся свора надзирателей и прочих тюремщиков. Суетились часа три, но двери так и не открыли.
На рассвете ушли...

Все это мы наблюдали через «глазок», так как камера смертников находилась напротив нашей. Жизнь приговоренных была продлена на день.
105

Тюремная администрация не давала смертникам ни воды, ни пищи, но опять пришли на помощь политзаключенные. Во время прогулки наши товарищи ухитрились через окно передать хлеб и воду в бутылках. По совету оргтройки смертники написали обращение к казакам гарнизона. Это обращение И. Гарбузов передал знакомому из охраны. Оно гласило:

«Дорогие станичники! Мы, семь казаков, приговорены к смертной казни. Вчера нас привезли в тюрьму и посадили в камеру смертников. Нас приговорил к смертной казни чрезвычайный полевой суд за то, что мы ушли из армии Деникина. Прошлой ночью нас хотели расстрелять, но мы забаррикадировались и пока отстояли свою жизнь. Просим вас, дорогие станичники, рассказать об этом казакам гарнизона и принять меры к спасению нас от смерти. Мы не преступники. Мы действовали в интересах Кубани и народа. Спасите нас!»

Обращение в тот же день стало известно всему гарнизону. Среди казаков начался ропот, дошедший до атамана отдела. Сурину было поручено использовать этот случай для усиления агитации на воле против деникинцев.

Наступила вторая ночь. К окошку камеры смертников подошел атаман отдела со своей свитой и обещал возбудить ходатайство о замене смертной казни другим наказанием. Но камера не открывалась. Атаман «обиделся» на выраженное ему недоверие и ушел. Остались палачи. Они вновь пытались открыть дверь, но и на этот раз у них ничего не получилось. Тюремщики начали стрелять в окно. Один из смертников был ранен. После первых выстрелов все укрылись в углу камеры. Здесь пули не доставали. Тогда палачи поднялись на чердак тюрьмы, просверлили дыры над местом укрытия и стали одновременно стрелять и сверху, и в окно. Ранили еще двоих.

Наша камера политзаключенных в знак протеста против этой дикой расправы подняла оглушительный шум. Ее поддержали другие камеры. Спустя некоторое время стрельба прекратилась. Палачи ушли. У смерти отняли еще один день.

Днем вся тюрьма объявила голодовку. Из камер неслись революционные песни: «Вихри враждебные» и «Замучен тяжелой неволей».

О событиях в тюрьме громко заговорил город. Среди казаков гарнизона начались брожение и протесты. Атаман отдела вынужден был обо всем этом информировать вышестоящее начальство и просить его о замене смертной казни другой мерой наказания. Об этом ходатайстве было сообщено частям гарнизона, политзаключенным и приговоренным.
106

Третья ночь в тюрьме прошла спокойно. Голодовку мы прекратили.

Ввиду того, что приговоренные к казни камеру не открывали и после сообщения о ходатайстве атамана, им по-прежнему не давали ни воды, ни пищи. Они стали болеть, раны гноились. Так продолжалось еще два дня.

На шестой день пришли в тюрьму гонцы атамана и объявили, что приговор в отношении братьев Перовых, избивших офицеров, остался в силе, а остальным смертная казнь заменена каторгой. После этого казаков, смертная казнь которым была заменена каторгой, перевели в общие камеры, а братьев Перовых ночью расстреляли.

События в тюрьме, получившие широкую гласность, еще раз показали звериное лицо деникинщины.
Обстановка на Кубани в те дни благоприятствовала дальнейшему развертыванию подпольной работы на воле. Большевики широко использовали конфликт между Деникиным и самостийной частью Кубанской рады. В ноябре белогвардейцы повесили известного деятеля рады Калабухова, арестовали ряд ее членов и других противников Деникина.

В связи с казнью Калабухова Комитет спасения социальной революции на Северном Кавказе обратился к казакам с воззванием, в котором говорилось: «Товарищи казаки!.. Разнузданность деникинцев и издевательства их над казачеством Кубани все возрастает. Для разгрома Кубанской рады и уничтожения инакомыслящих Деникин прислал в Екатеринодар палачей генералов Врангеля и Покровского. Бросайте служить белым! Уходите домой и в ряды повстанцев! Громите деникинцев всюду!.. Красная Армия бьет их везде. Чем активнее мы будем помогать ей с тыла, тем скорее кончатся все кошмары, которые принесены нам Деникиным, Покровским, Шкуро и всей прочей царской сворой...»

Действительно Красная Армия наносила белогвардейцам сокрушительные удары. В феврале 1920 года она уже находилась на подступах к Кубани. В связи с этим еще больше активизировалась работа большевистского подполья. Положение белых в Майкопском отделе настолько ухудшилось, что атаман своим приказом объявил его на осадном положении.

Освобожденные в начале 1920 года из тюрьмы за недоказанностью обвинений В. Ефимов и Д. Пчелинцев возглавили
107
работу находившихся на воле членов комитета, а бежавшие из-под конвоя при отправке в ростовскую тюрьму И. Григоровский и Порохно по решению оргтройки возглавили руководство краснозелеными отрядами на территории отдела. Большую помощь им оказывали И. Голосов, П. Домашев, Воронков, Козырева, В. Каштелян, Костюк, Кононенко, Мороз, Д. Ноздрин, А. Палеха, Реутов, С. Сурин, Я. Семенов, М. Сиротинин, Я. Саль- ман, Сиуда, П. Титов, Шлеев, Шияненко, Шепеленко, Ф. Щедрин и другие.

Политические заключенные в майкопской тюрьме в это время продолжали активно действовать. Оргтройка при помощи своих активистов составляла прокламации и воззвания к трудящимся и передавала их на волю для размножения. В одном из воззваний мы писали:

«Товарищи казаки! Вас посылают на борьбу с краснозелеными. Вам говорят, что зеленые это грабители и убийцы ваших семей. Это ложь! Вас продолжают обманывать и весты проливать кровь за звериные интересы капиталистов, генералов, офицеров. Кто такие красиозеленые? Это трудящиеся казаки, иногородние и черкесы, не желающие проливать свою кровь за чужие интересы, за интересы чудовищных преступников: Деникина, Покровского, Шкуро, Врангеля и других человеко-зверей.

Чего хотят краснозеленые? Краснозеленые хотят помогать Буденному скорее освободить нас от дикого произвола й гнета белогвардейщины. Краснозеленые хотят ускорить восстановление Советской власти на Кубани. Они никого не грабят и не убивают. Они не мстят, а объединяют казаков и иногородних...

Помогая краснозеленым и, следовательно, Красной Армии, мы скорее вернемся к своим семьям и займемся мирным трудом. Не верьте офицерам и атаманам! Живите своим умом! Если вас опять пошлют против краснозеленых, то сдавайте им оружие, а сами расходитесь по домам или вступайте в ряды краснозеленых!»

Посылаемые в леса и горы казачьи части все чаще отказывались воевать с краснозелеными или вели себя пассивно, зеленых не искали, а соприкасаясь с ними, в бой не вступали, часто сдавали им оружие, а сами расходились по домам. Немало казаков уходили в лес и присоединялись к краснозеленым или просто скрывались.

Стремительное наступление Красной Армии не дало деникинцам возможности не только закрепиться в предгорьях Кавказа, на что они рассчитывали, но даже передохнуть.
Удирая от Красной Армии, белогвардейцы должны были
108
прорываться через фронт краснозеленых, которые занимали всю горную полосу Майкопского, Лабинского и других отделов и побережье Черного моря от границы с Грузией до Геленджика. Здесь на берегах притока Кубани Белой рухнули последние надежды деникинцев. В этом ведущую роль сыграли Северо- Кавказский краевой подпольный комитет и штаб Кубано-Черноморской армии краснозеленых.

Борьба за жизнь политзаключенных

При создавшемся положении нужно было готовиться к приходу Красной Армии, к налаживанию мирной жизни. Поэтому находившаяся в тюрьме оргтройка наметила кандидатов во временный исполком будущего Совета, в военный комиссариат, милицию и комендатуру города. Она же написала приказ и воззвание от имени будущего исполкома и передала на волю, чтобы их отпечатали и размножили.

В то же время перед руководством майкопского подполья встала еще одна серьезная задача: спасти политических заключенных, а их вместе с переведенными из лабинской тюрьмы уже насчитывалось около двухсот.

О том, что белогвардейцы решили расправиться с политзаключенными, нам сообщили С. Н. Сурин и некоторые казаки — часовые тюрьмы. Нам стало также известно, что офицеры дроздовского полка прямо заявили, что при оставлении города они вырубят всех находящихся в тюрьме большевиков.

Слухи о готовящейся расправе все ползли и ширились... Ими наполнились и город, и тюрьма, и отряды краснозеленых. Медлить было нельзя.

Но надеяться на силы только окрестных партизанских отрядов было бы неразумно. Правда, сначала намечалось совершить налет краснозеленых на тюрьму, но этот план пришлось отменить: в городе скопилось огромное количество белогвардейцев и партизаны просто были бы разгромлены.

Для спасения политических заключенных требовалось мобилизовать не только силы партизан и подполья, но и городскую общественность, в первую очередь городское самоуправление.

И вот 16 марта через подпольщицу Козыреву товарищу городского головы полковнику Дроздову было передано письмо комитета. В нем было написано: «Нами точно установлено, что
109
дроздовский офицерский полк ¹, находящийся ныне в Майкопе, намерен в момент оставления города произвести кровавую расправу с политическими заключенными в майкопской тюрьме. Ставя Вас об этом в известность, предлагаем поставить об этом в известность членов городской думы и немедленно принять меры к охране тюрьмы. Охрана тюрьмы и спасение жизни политзаключенных есть как охрана вас и гласных думы, так и спасение ваших семей. За гибель одного будете отвечать все...»

По этому вопросу в тот же день было созвано чрезвычайное заседание думы, на которое пригласили атамана отдела Данилова. Прочитав наше письмо, думцы спросили атамана, что он думает по этому вопросу. Атаман заявил: «Я не допущу беспорядков».

Впервые за все время в тюрьму пришли представители городского самоуправления: сам Дроздов и гласные Елец и Жденев. Дроздов объявил нам, чтобы мы не беспокоились за свою судьбу, так как дума приняла меры к охране тюрьмы.

Затем в тюрьму приходили: новый городской голова Кузнецов, Дроздов, член Кубанской рады Ю. Коробьин и другие.

Однако к нам продолжали поступать все новые и новые сведения об усиливавшейся подготовке белых к разгрому тюрьмы. Тогда мы предупредили находившихся на воле членов комитета, чтобы они потребовали усилить охрану тюрьмы.

Под нажимом трудящихся Майкопа городская управа пошла на то, чтобы обеспечить более реальные меры для охраны политзаключенных. Вокруг тюрьмы была дополнительно установлена гражданская охрана. Но не надеясь и на нее, наш комитет организовал еще свою негласную охрану из боевиков- подполыциков под руководством М. Сиротинина.

Мы в тюрьме тоже не бездействовали. Привлекли на свою сторону некоторых надзирателей, через них получили несколько револьверов, а через заключенных, работавших в тюремной слесарной мастерской, вооружились «холодным оружием» — ножами, молотками, железными прутьями с заостренными концами. На ночь мы тщательно забаррикадировались в камерах: двери закрепляли железными болтами PI клиньями, окна закладывали разной одеждой, одеялами PI прочим, чтобы защитить себя от пуль, если начнется стрельба по окнам... По нашим расчетам, принятые меры самообороны, с учетом помощи с воли, позволяли нам продержаться дня два-три. Ввиду быстрого приближения Красной Армии этого было достаточно, чтобы спасти политзаключенных. ________________________
¹ Речь идет не о полке, которым командовал данный Дроздов, а об отборном офицерском полке деникинской армии, носившем имя корниловца Дроздовского.— С. Р.
110

Сказывался опыт, полученный нами при организации самозащиты семи приговоренных к смертной казни...

А в это время находившаяся в Майкопе Кубанская рада и атаман отдела стали добиваться связи с краснозелеными. 20 марта атаман наконец связался с краснозелеными в станице Апшеронской. Договорились встретиться в Майкопе. На переговоры выехал член реввоенсовета Краснозеленой армии Чер- номорья И. Шевцов со своим адъютантом Подгорецким и конвоем.

Атаман спросил делегатов, может ли командование Краснозеленой армии пропустить кубанскую казачью армию с оружием в Грузию и будет ли сохранена жизнь членам семей офицеров.
На первый вопрос Шевцов ответил отрицательно, а на второй сказал, что с семьями офицеров партизаны не воюют.

На этом переговоры закончились. Ответ краснозеленым атаман обещал дать на следующий день. Но его так и не последовало. Регулярные части Красной Армии уже находились на ближних подступах к Майкопу и быстро продвигались вперед. В ночь с 20 на 21 марта началось паническое бегство белых из Майкопа.

Отступавших по шоссе белогвардейцев встречали хорошим огнем отряды партизан под командованием Григоровского, Порохно и другие. В станицы деникинцев не пропускали отряды самообороны. Белые, бросая обозы, возвращались в Майкоп, а отсюда, как очумелые, бежали на Белореченскую.

Краснозелекые отряды Черноморья не в состоянии были удержать бегущую по линии железной дороги пятидесятитысячную белогвардейскую лавину. В районе станицы Хадыженской белые прорзались, заняли Туапсе, но под давлением Красной Армии направились к Сочи, ближе к меньшевистской Грузии. Однако в Сочинском округе им пришлось сдаться частям Красной Армии.

Последние часы в тюрьме

В ночь с 19 на 20 марта мы, узники майкопской тюрьмы, особенно тщательно забаррикадировались. По злой иронии судьбы тюрьма стала нашей крепостью.

Мы не верили обещаниям атамана и городской думы. По-прежнему ожидали нападения деникинских головорезов и не
111
ошиблись. Часа в два ночи был совершен первый налет на тюрьму какой-то проходящей частью. Благодаря принятым мерам нападавшим ничего не удалось сделать, и они двинулись своей дорогой. Спустя немного времени, часа в три ночи, тюрьму окружила «дикая дивизия». Угрожая администрации, бе- лобандиты требовали открыть двери. Мы слышали, как они ругались, угрожали. Крики то утихали, то возобновлялись с новой силой.

Возле тюрьмы находились наши товарищи, посланные комитетом, и представители городской думы. Они уговорили нападавших не трогать заключенных, так как это создаст большую опасность для остающихся в городе семей офицеров и беженцев.

Политические заключенные были спасены.

Убедившись, что опасность миновала, партийная оргтройка провела свое последнее заседание в тюрьме. На заседании было решено:

1. Политическим заключенным по выходе из тюрьмы не расходиться, а собраться во дворе гостиницы «Большая Московская» и ждать распоряжений комитета.

2. Уголовных из тюрьмы не освобождать, поручить будущему народному суду ускорить следствие и рассмотрение их дел.

К этому времени тюремная охрана разбежалась, и узники получили возможность выйти на свободу.

Ввиду того, что в городе находилось много отступающих белых, политзаключенным было предложено из тюрьмы выходить поодиночке или маленькими группами по два-три человека, чтобы не привлекать к себе ничьего внимания в городе.
Часам к семи утра политические заключенные вышли из тюрьмы и собрались в назначенном месте.

Восстановление Советской власти

Члены партийной оргтройки и Комитета спасения социальной революции на Северном Кавказе, освобожденные из тюрьмы, собрались вместе с председателем комитета В. И. Ефимовым на квартире отца Ефимова на свое последнее, но уже полулегальное заседание. На повестке дня стояли два вопроса: утверждение состава временного исполкома и плана захвата города.

Временный исполком утвердили в составе, намеченном еще в дни пребывания в тюрьме: В. Ефимов — председатель, С. Расторгуев — секретарь, члены — И. Гарбузов, А. Бушеев, А. Юров, Г. Серебряков, Д. Пчелинцев и И. Мешков.
112

Согласно принятому плану освобождения города от белых, члены подпольной организации и бывшие политзаключенные были разбиты на небольшие группы, которым дали задание: к 10 часам утра занять вокзал, почту, телеграф, телефонную станцию, управу, банки, электростанцию, управление атамана отдела, полицейское управление, расклеить по городу приказ и воззвание временного исполкома.

Командиру боевых групп И. Гарбузову было поручено немедленно создать боевые отряды для задержания и разоружения отступающих белогвардейцев, а также для охраны города от возможных грабежей и насилий. Ближайшим отрядам краснозеленых предложили срочно вступить в город.

Члены временного исполкома к 10 часам утра 21 марта явились в городскую управу, где должны были собраться гласные городской думы. Дума была в сборе. Члены исполкома встретились с членом РВС краснозеленой армии Шевцовым и вместе с ним объявили «отцам» города под их, как это ни странно, дружные аплодисменты о роспуске городской думы и управы и о восстановлении Советской власти в городе.

Над зданием городской управы взвился красный флаг. Временный исполком приступил к исполнению своих обязанностей. В выпущенном им воззвании говорилось:

«Граждане г. Майкопа, торжествуйте! Монархическая Добровольческая армия и власть грабежа, насилия, произвола свергнута, настало новое время — созидания разумного, доброго, светлого... Встречайте идущую власть трудящихся с распростертыми объятиями».

Возле расклеенных воззваний толпами собирались трудящиеся и внимательно слушали громкое чтение. Достаточно было услышать первые слова воззвания, как наступало радостное оживление: крепкие рукопожатия, объятия, взаимные поздравления. В городе царило праздничное настроение.

Вечером 21 и утром 22 марта в город вошли отряды краснозеленых. Однако ночь прошла тревожно. Белогвардейцы, не зная, что город занят партизанами, то тут, то там натыкались на наши заставы и кое-где, не желая сдаваться, вступали с ними в короткие стычки. Наша тревога усиливалась еще и потому, что мы точно не знали, где находятся части Красной Армии, а посланный для связи с ними подпольщик Реутов не возвращался. Наконец глубокой ночью с 22 на 23 марта 1920 года Шевцов, Ефимов и Гарбузов по железнодорожному телефону связались со станцией Белореченской и после длительных осторожных переговоров выяснили, что части Красной Армии заняли Келермесскую, Гиагинскую и Белореченскую и войдут в Майкоп в ближайшие часы.

113
Несмотря на ночное время, весть о скором приходе Красной Армии с быстротой молнии разнеслась по городу. Жители не спали. С самого раннего утра они вышли на улицы для встречи освободителей.

Наконец в полдень 22 марта с северной и западной окраин города раскатистой волной понеслось по Майкопу торжественно-победное «Ура!». Части Первой Конной армии вступали в город.